Тревога в форме кратковременного пароксизма называется при­ступом паники. Часто (но совсем не обязательно) это бывает страх, а не тревога, поскольку присутствует тематическая определённость: боятся умереть или оказаться в неприглядном положении. Если чувс­тво уверенности перестаёт сопровождать собственные психические процессы, то на основе переживания их неконтролируемости возни­кает страх сумасшествия. Преобладать может и страх утраты контроля над своими движениями (например, 11-летний школьник, испытыва­ющий сердцебиение и удушье, боялся упасть и умереть от обездвижен­ности, когда не сможет управлять своим телом). Свойственные всем тревожным состояниям вегетативные нарушения при приступах пани­ки особенно выражены. При крайней интенсивности страха пациенты ощущают «начало конца». Здесь беда переживается как уже наступа­ющая, что и даёт основание некоторым психиатрам приравнивать эти состояния к острым бредовым. На самом деле такое отождествление не вполне корректно из-за того, что переживание наступающей смерти сопровождается имитацией её вегетативными нарушениями, а при бре­довых состояниях внешняя опасность никем не имитируется. Там нет ни действительной угрозы, ни её признаков, хотя бы и ложных. При панических приступах нередки и другие сопутствующие симптомы, вы­раженность которых весьма различна: деперсонализация, сенестопатии и др., помимо вегетативных, функциональные неврологические нару­шения (конверсии и проявления кататонии).

При психопатологическом анализе приступов паники интересно ещё раз обратить внимание, что патологическая тревога по существу не зависит от содержания мышления. Так, при танатофобических при­ступах паники могут быть и сохраняющиеся после них рассудочные опасения, что такие тяжёлые состояния отразятся на психике. Однако эти рациональные представления не приводят к эмоциональной реак­ции, т. е. к лиссофобии (диспсихофобии), которая возможна только при утрате чувства уверенности в контролируемости своей психики. Нет прямой зависимости возникновения тревоги и от вегетативной симп­томатики. Часто больные испытывают одновременно замирание сердца и затруднение дыхания, но при этом переживание тревоги тематически очерчено: боятся умереть или от остановки сердца, или от удушья, в за­висимости от того, на какую систему проецируется утрата привычного чувства уверенности.

Сравнение особенностей развития состояния при панических при­ступах и генерализованной тревоге заслуживает специального внима­ния. Общий стереотип может быть принципиально сходным. Несмотря на возможность короткого продрома (например, в виде желания пла­кать или сенестезического ощущения тяжести тела) приступы паники воспринимаются как неожиданные. Начало их может описываться как «внезапный толчок в груди». Однако при этом часто удаётся выявить предшествующий период сомнений, возникающих из-за неопределен­ности микросоциальной ситуации (семейной, служебной) и сопровож­дающихся волнениями той или иной степени выраженности. При гене­рализованной тревоге, проявляющейся разнообразными опасениями, могут возникать обострения, имитирующие панические атаки. Они за­ключаются в резком усилении тревоги и могут сопровождаться вегета­тивными симптомами, которые по тяжести и конкретным проявлени­ям аналогичны наблюдающимся при панических приступах (перебои, «замирания» или громкие удары сердца, удушье, потливость, дрожь и пр.). Тем не менее различия между «тревогой» и «паникой» сущест­венны. При генерализованной тревоге первичный источник опасности заключается не в себе самом, а в ситуации, которая неблагоприятна для себя и окружающих. Пароксизмы паники обычно короче, очерченнее во времени и тематически не связаны с предшествующими волнения­ми. Отсутствие страха за свою жизнь во многих случаях генерализован­ной тревоги, несмотря на тяжесть вегетативной симптоматики, лишний раз свидетельствует о том, что страх связан не с ощущениями, не с ин­формацией о неблагополучии, а с отсутствием чувства уверенности, ко­торое имеет разную проекцию.

Личностная реакция на приступы паники может быть психологи­ческой и патологической. К последней можно причислить только «тре­вожную» ипохондрию, но не сверхценную. Если пациенты в принципе доверяют врачам относительно безопасности панических атак, но воп­реки рассудку время от времени (пока их снова не упокоят) начинают сомневаться в своём соматическом благополучии и испытывать тре­вогу, то это тревожная ипохондрия. Она является выражением «пси­хастенического характера» (см. раздел «Основы психиатрической систе­матики: психопатологический диатез: психастеники») или симптомом рецидивирующего тревожного расстройства (а чаще и того, и другого).

В некоторых случаях тревожная озабоченность своим здоровьем может принимать истинно навязчивый характер, о чём свидетельствуют эмо­циональная реакция неприятия и формирование фобофобии.

Обычно озабоченность мнимыми соматическими болезнями (сенестопатиями, вегетативной и конверсионной симптоматикой) выше, чем истинной органной патологией. Однако проведенный выше психо­патологический анализ как раз и даёт основание утверждать, что пси­хическая природа патологии субъективно тяжелее соматической. При соматических болезнях возможно лишь неадекватно длительное сохра­нение тревоги, когда реальной опасности уже нет (в результате лечения или спонтанной динамики состояния), или несоответствие её интен­сивности фактической угрозе. Таким образом, в этих случаях выпол­няются критерии патологических реактивных (тревожных) состояний К. Шнайдера.