Враждебное или симпатизирующее, осуждающее или восторженное отношение окружающих определяется (независимо от наличия или от­сутствия инициального этапа бредообразования, не сопровождающего­ся наделением ситуации ясным смыслом) по механизмам интуитивного осознавания. Больной видит на вокзале группу людей и по существу сра­зу понимает, что это «шайка». Собственно, ему и не требуется никаких особых обоснований для непосредственной констатации того, что и так представляется совершенно очевидным. Только позднее он может ссы­латься на то, что бандиты на вокзалах орудуют нередко, но это запоз­далое оправдание своих «ошибок». Внутренние перемены изначально переживаются как способности, которые вдруг «раскрылись» или кото­рыми пациента наделили высшие силы и с помощью которых будут ре­шены какие-то глобальные проблемы. Но это могут быть и, наоборот, гибельные для больного или не только для него изменения.

Именно такая изначальная содержательность интуитивного бреда встречается чаще всего. Трансформацию его инициальных феноменов удаётся проследить не столь часто: переживание неопределённой переме­ны в себе сменяется идеями могущества или греховности, улавливаемая нарочитость (неестественность) в поведении окружающих способствует развитию бреда инсценировки, ощущение внимания дополняется иде­ями слежки (в частности, возникают представления об установленных в квартире видеокамерах или подслушивающих устройствах), а если при этом больной испытывает значимость собственного поведения, то слеж­ке придаётся смысл эксперимента (цель которого обычно неясна) или испытания пациента (например, проверки его благонадёжности).

В рамках острых состояний по-бредовому оцениваемое отноше­ние к себе обычно диффузно, враждебность может замечаться в выра­жении лиц даже ближайших родственников. Окружающая обстановка воспринимается в целом как зловещая либо просветлённая. В самом себе больной может осознавать новые особые способности, которые радикально изменяют всё вокруг. Например, все становятся подвлас­тны экстрасенсорному влиянию больного (хотя феномены психичес­кого автоматизма здесь ещё не обязательны). Весьма характерно для интуитивного бреда, что больные распознают особую мимику и жес­тикуляцию окружающих, а также подмигивания, кивки и другие «зна­ки», подтверждающие враждебность, осуждение, подвох или, наоборот, поддержку. Все окружающие или многие из них (например, весь меди­цинский персонал) могут быть не теми, за кого себя выдают, об этом свидетельствует неестественность их поведения, затаённое любопытс­тво или враждебность. Если такое необычное отношение к себе боль­ные замечают у родственников, то могут принимать их за подставных лиц. Интуитивное проникновение в смысл происходящего даёт паци­ентам возможность уверенно угадывать, где скрываются злодеи, кто с кем в заговоре. Очень часто улавливаются конкретные намёки в свой адрес, в том числе с экрана телевизора. Например, предполагается, что убийство известного политика обсуждают только для вида, а на самом деле подразумевают предстоящее убийство пациента. В передаче о здо­ровье намекают на перенесенные пациентом болезни.

При быстро развивающемся бреде степень понятности для больных происходящего часто ещё недостаточна, определяется лишь самый об­щий смысл поступков окружающих. Так, если они склонны усматри­вать в происходящем неблагоприятный смысл, обнаруживая тем самым подозрительность, то она не обязательно сопровождается представле­ниями о том, в чём конкретно заключаются подвох или угроза. Тем не менее, зная, что против них замышляется что-то неприятное или даже пагубное, больные считают, что к ним не случайно, а с недобры­ми намерениями приближаются незнакомцы, злонамеренно смотрят на них или отворачиваются, чтобы скрыть эту злонамеренность, но что конкретно от них хотят, в связи с чем и для чего — может оставаться для них неясным. В отличие от хронического бреда, связь между отде­льными событиями и людьми, если и определяется, то преимуществен­но также в самом общем виде.

Развитие интуитивного бреда может сопровождаться формирова­нием более сложных и даже пышных фабульных построений, для кото­рых уже недостаточно, да и не обязательно опираться лишь на бредовую оценку непосредственного окружения. Интуиция задаёт направление для построения фабулы: против больного замышляется зло, и злодеи «узна­ются», или, наоборот, его хотят поддержать. За этим следуют домыслы, представляющие собой уже не неожиданные догадки, а результат про­извольного активного обдумывания, размышления «на заданную тему», когда пациент ищет ответы на вопросы: кто организатор, что послужило причиной, чего в конечном счёте добиваются и пр. Такая сюжетная раз­работка не нуждается ни в логике, ни в фактах и может выглядеть доста­точно стройной, а может иметь пробелы и нестыковки. И в том и в дру­гом случае эти вымыслы представляют собой бред воображения. Ещё бо­лее ярок бред воображения, когда за частными событиями угадываются гораздо более значительные и масштабные, с вовлечением «агентов» мировых держав или космических сил. Содержание приобретает, таким образом, фантастический характер.

При выраженной способности больного к наглядным представле­ниям они обычно в изобилии воспроизводят фабулу бреда, которая час­то отражает типовые сюжеты сказок, фантастических романов, мисти­ческих учений и рассказов о паранормальных явлениях («наглядно-об­разный» бред воображения). Когда наглядно-образные представления сменяются интенсивным псевдогаллюцинированием, а окружающая обстановка осознаётся всё слабее, то состояние переходит в онейроидное. Так, больной видит себя на других планетах или парящим в за­облачных высях, хотя вскользь может ещё замечать и расхаживающих по отделению пациентов.

В других случаях интенсивно рождаются и разрабатываются откро­вения философского, научного или религиозного характера («интел­лектуальный» бред воображения). Больные легко «разрешают» знаме­нитые научные проблемы, внезапно понимают истинные законы уст­ройства мира, по наитию создают методы доказательства своих новых убеждений и открытий. Если и подбирается какая-то аргументация, де­лаются какие-то расчёты, то впоследствии со смущением признаётся их небрежность и ошибочность. Обычно этот вариант бреда воображения развивается на фоне предшествующего (гипо)маникального аффекта или одновременно с ним. Уже на предшествующем этапе возможно усиление интереса к интеллектуально-понятийной деятельности в тех областях науки, религии, литературы, которые в последующем опреде­ляют содержание бреда. Тем не менее, несмотря на возможную оши­бочность этих первоначальных сверхценных построений, о бреде мож­но говорить только при утрате критического отношения как к способу выработки продукции своей мыслительной деятельности, так и к сво­ей роли в социуме. Больные некритично перестают допускать возмож­ность ошибки, сознают себя уже совершившими важное и совершенно неоспоримое открытие; общепризнанность их заслуги — вопрос времени. По-новому больными осознаётся и своё предназначение. Оно состоит уже не в том, чтобы использовать принятые методы познания, им назначена роль провидцев, обычная аргументация им если и нужна, то только для того, чтобы и других убедить в своей правоте.