Уже значительно позже В.Х. Кандинского психиатр Ноишевский конкрети­зировал один из признаков псевдогаллюцинаций — псевдогаллюцинаторный об­раз не занимает места в реальном пространстве, и вследствие этого от него невоз­можно отвернуться.

Описывая псевдогаллюцинации зрения, В.Х. Кандинский приводит блестя­щий образец логики психически больного, которую нельзя обозначить «кривой логикой» или «паралогикой». Это пример того, что К. Ясперс позже описывает так: логика служит для построения бреда. В.Х. Кандинский описывает delirii metamorphosis (бред метаморфоза) во всей его сложности и комплексности, как единый «объемлющий» феномен, который невозможно разделить на составные части: вот бред, вот галлюцинации, а вот псевдогаллюцинации. Именно так мы пытаемся порой разложить единый статус больной, в силу чего он теряет свое не­повторимое лицо, уникальность и приводит к диагностическим ошибкам.

«Такой больной может и не галлюцинировать зрением, и когда он осматривает, на­пример, свои руки, то не видит на них волчьих когтей и шерсти. Но стоит лишь ему не смотреть на свои члены или закрыть глаза, как в помощь галлюцинациям осязания и общего чувства являются псевдогаллюцинации зрения, в которых конечности больного уже явля­ются волчьими лапами. То обстоятельство, что ликантроп видит у себя вместо волчьих лап обыкновенные человеческие руки и ноги, никак не может служить противовесом про­тив интуитивно получившегося и потому в своей непосредственной достоверности несо­крушимого убеждения, что он превращен в волка. В этой области нет логики, или вернее сказать, существует совсем особая болезненная логика, болезненная, впрочем, только по­тому, что коренной посылкой здесь берется галлюцинация или непосредственное болезнен­ное чувство. В нашем примере ликантроп может судить так: я превращен в волка, однако я вижу у себя человеческие руки и ноги; значит, мои волчьи лапы для меня невидимы, а види­мые человеческие руки и ноги — обман зрения. В самом деле, невидимость шерсти на теле здесь ничего не значит перед фактом ощущения ее присутствия на теле, равно как и перед еще более важным фактом чувства своего «на волчий манер» измененного сознания» [31].