Наши больные используют привычные понятия, иногда особые научные тер­мины, искусствоведческие определения, профессиональные выражения для обозначения явления, понятия, предмета, давая этим явлениям, понятиям и предметам свое собственное иносказательное, исключительно индивидуальное определение. Один пациент называет свою жену лошадью. Другой в разговоре на­зывает свои многочисленные татуировки файлами.

Третий пациент долго не мог врачам объяснить смысл сообщения, что его жена ушла к «нижнему ротному». После долгих расспросов удалось перевести этот символ на общез­начимые понятия. В его употреблении выражение «нижний ротный» означало именование врача-гинеколога, который лечит «нижний рот». Ученик одиннадцатого класса в расска­зе при поступлении в психиатрический стационар несколько раз употребил одно и то же непонятное слово «духосиська». Так он именовал свою учительницу по литературе, кото­рая, по его же словам, постоянно «кормила своих учеников, как мать кормит ребенка, добрыми, вечными ценностями духовной жизни человечества».

Это неологизм, ставший символом конкретного человека, замещающий поня­тие «учитель». В литературе мы встретимся с понятием аморфное мышление. Име­ется в виду грамматически правильно построенная речь, при которой понятие ис­пользуется не совсем четко, однозначно, аморфно. Оно как бы расползается.

Один наш пациент с парафренным этапом шизофрении, с осколками былого бреда ве­личия и манихейского бреда, высказывал неоднократно идеи греховности и виновности всех женщин на свете, но в своей речи слово «женщина» он употреблял в значительно более широком контексте, расширительно, причисляя к ним все живые особи женского пола — животных, птиц, змей — и объединяя в этом слове все женское начало.

Речь в таком случае чем-то напоминает резонерство, но, как метко заметил А.О. Бухановский, при резонерстве непонятно, «зачем», а при аморфности — «о чем» говорит больной [11].

Особое расстройство мышления, встречающееся при шизофрении, слияние, сгущение, агглютинация понятий, проявляется в том, что сливаются гетерогенные, в обычном мышлении и речи не связываемые друг с другом понятия. Старые ав­торы приводят пример со словом «шоколадно», когда больной после инсулиношо­ковой терапии сообщил, что у него после шока все идет на лад. Сюда же можно отнести и новообразования молодежного сленга — «спихотехника» (умение ухо­дить от ответственности), «танкодром» (стоянка такси), «эмансипопка» (эманси­пированная женщина).

Один из наших пациентов в начале девяностых годов, в годы парада суверенитетов и активизации преподавания языков коренных национальностей, будучи русским по наци­ональности, именовал себя «шизобашем», сгущенным, аглютинированным понятием, сов­местившим понятие о заболевании — шизофрении (слова латинского происхождения) и обозначение на татарском языке слова «голова» — «баш».

В клинике позднего возраста врач-психиатр часто сталкивается с нарушени­ем мышления, именуемым персеверация. Под этим нарушением обычно понима­ется застревание мышления и речи на каком-либо одном представлении, поня­тии, словесном обороте, предложении.

Так, начав отвечать на вопросы врача об ориентировке во времени, назвав дату - 7мая 2005 г., больной затем на несколько иных вопросов, касающихся уже совершенно других сторон его психики, продолжает повторять одну и ту же фразу - 7 мая 2005 г., 7мая 2005г. и т.д.

Нам хочется рассказать молодому врачу еще об одном нарушении мышления, редко описываемом в учебниках и руководствах, но имеющем очень существен­ное значение для понимания особенностей мышления больных шизофренией, - нарушении актуализации знаний на основе прошлого опыта. Это нарушение под­робно описано в первом мультидисциплинарном исследовании по шизофрении под ред. А.В. Снежневского, вышедшем в 1969 г. Психически здоровые люди при актуализации ранее приобретенных знаний актуализируют, т.е. «вытаскивают» из кладовой памяти, стандартные, часто употребляемые признаки и свойства пред­метов. Число нестандартных, малозначимых свойств, актуализируемых больны­ми, в три раза больше, чем в группе здоровых лиц. Так, в примере, приводимом в том исследовании, больной объединяет в одну группу карандаш и ботинок по такому свойству — «оба оставляют следы»; часы и река объединяются в одну груп­пу, так как «идут по замкнутому кругу, связаны с бесконечностью» [61].

Один наш пациент с шизотипическим расстройством при рассказе о мюзикле по ро­ману «Собор парижской богоматери» объединил вместе в одну группу Виктора Гюго и Квазимодо, т.е. автора романа и одного из главных героев. Но не по признаку принад­лежности их к одному художественному произведению. В пространном рассуждении он сообщил, что оба этих человека подверглись генетическому сдвигу, толчку, мутации, в результате которых в одном случае появилась пассионарная личность — гениальный пи­сатель, в другом случае — генетический урод.

Как следует из экспериментально-психологических и клинических данных, у многих больных шизофренией с наличием нарушения актуализации ранее приоб­ретенных знаний обнаруживается оригинальность, необычность мышления, «лица не общее выражение». В 1863 г. в Милане Цезарь Ломброзо опубликовал первое из­дание своей книги «Гениальность и помешательство», наверное, самого скандально­го произведения мировой психиатрической литературы. Исследуя некие общие признаки, свойственные сумасшедшим и гениям, он приводит примеры высказыва­ний разных ученых: «Гоген считает оригинальность именно тем качеством, которое резко отличает гения от таланта. ...Юрген Мейер говорит: «Талантливый человек — это стрелок, попадающий в цель, которая кажется нам трудно достижимой; гений по­падает в цель, которой даже и не видно для нас. Оригинальность в натуре гения» [46].

Нетрудно заметить, что моментом, сближающим гения и больного шизофрени­ей, и является оригинальность, нестандартность мышления или, говоря языком пси­хологического исследования, — нарушение актуализации ранее приобретенных зна­ний. Значит ли это, что все шизофреники — сплошь таланты или гении? Отнюдь нет. Болезнь — это трагедия, это поистине, — «горе от ума». Но историческим фактом яв­ляется наличие среди талантливых и гениальных людей всех времен и народов опре­деленного процента психически больных людей. В том числе и поэтому никогда нельзя ставить крест на судьбе человека, заболевшего психическим расстройством, болезнь которого может не только сломать его жизнь, но и явиться сопутствующим генетическим феноменом, знаком, отметиной судьбы или бога об избранности.