Синдром Капгра. Бред ревности

В состав синдрома Капгра входит еще один симптом мертвецов и уродов Э.Ф. Лаврецкой, описанный в 1970 г. Этот симптом проявляется в узнавании в окружающих людях давно умерших людей («людей с того света»). При симпто­ме «уродов» лица окружающих людей воспринимаются как уродливые, искажен­ные, плоские, разноугольные [9].

Острый чувственный бред чаще всего является очевидно ненормальным интел­лектуальным творчеством. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы, наблюдая только что описанную сцену в комнате свиданий, не понять, что перед нами явно больной человек. Чем определяется эта очевидность болезненного происхождения чувственного бреда? Мы видим перед собой человека с нашего берега, такого же, как мы сами, но продуцирующего явно нелепые суждения, явно и очевидно несоответ­ствующие действительности умозаключения. В случае же с бредом толкования мы встречаемся с продуктом творчества, логически упорядоченным, обоснованным, не являющимся очевидно болезненным, но носитель его — представитель инобы­тия, живущий на «ином берегу», куда нет нам доступа. Конечно, в жизни с ее пе­реплетениями редко встречается чистый чувственный или чисто интерпретатив­ный бред. Нос учебной целью мы рассмотрим типичные варианты того и другого. Как пример сосуществования и интерпретативного, и чувственного бреда рас­смотрим письменные заявления одной пациентки. В них отражается многолет­ний бред физического воздействия, в который вкрапливаются элементы и интер­претативного, и чувственного, и галлюцинаторного бреда.

Из заявления больной З.Ф., обращенного к начальнику бюро судебно-медицинской экс­пертизы: «Сегодня ночью врач-психиатр вместе с психологом не давали спать и чистили боковую извилину. Они меня мучают и не дают спать. Врач-психиатр кладет грязь на го­лову, на лицо, в рот. Я задыхаюсь, рана на боковой извилине слабеет, потому что она на­ходится под лучом 24 часа. Врач-психиатр вместе с психологом убирают с боковой извилины шпионскую сетку — грибки, черви, грязь. Боковая извилина находится под круг­лосуточным наблюдением врача-психиатра. 8 ноября я хотела сделать экспертизу боко­вой извилины. Когда дошла до ворот рынка, услышала шепот психолога: «Вернись домой, возьми амбулаторную карту». Я поднялась к себе, взяла амбулаторную карту. Эксперт не стал делать экспертизу. С боковой извилиной, сказал он, нужно обращаться к начальни­ку. Я села в автобус с сумочкой и амбулаторной картой. Какой-то мужик толкнул меня в бок. Когда я вышла из автобуса, у меня не оказалось сумочки. Я встала на остановке и дождалась того же самого автобуса, но он проехал мимо меня на большой скорости. И тогда я поняла, что он специально быстро ехал, что меня специально обворовали в ав­тобусе, чтобы не чистить боковую извилину.

В этом примере мы видим, как в структуру галлюцинаторного бреда (по меха­низму преимущественно чувственного) вписывается элемент интерпретативного бреда, и незначительный эпизод реальной жизни трактуется как часть системы воздействия и преследования со стороны психиатра, постоянно манипулирующе­го на ее боковой извилине.

Особый вариант бредообразования, не являющийся ни интерпретативным, ни галлюцинаторным, был описан в 1914 г. Дюпре и Логра и назван ими бредом вообра­жения. Авторы считали этот бред результатом вымысла, и он проистекал из склон­ности личности больного к фантазированию. Они считали, что бред возникал остро,

по интуиции, озарению, вдохновению. Возникновению бреда, по мнению авторов, способствовала мифоманическая конституция. При этом типе бреда нет нарушений памяти, нет галлюцинаций, психосенсорных нарушений. Характерны ясность соз­нания и полная ориентировка в окружающей ситуации. Согласно современным воз­зрениям бред воображения входит в парафренный синдром. Иногда ему даются наз­вания «имажинативный бред», «фабуляторный бред», «бред представления». Говоря о различных по содержанию видах бреда, мы вынуждены констатировать невозмож­ность изучения в рамках этих бесед всех видов бреда и бредообразования. В «Толко­вом словаре психиатрических терминов» Блейхера—Крука приводятся описания 89 видов бреда. Мы попробуем описать и осознать только основные, наиболее часто встречающиеся и значимые в практике врача-психиатра.

Мы уже немного поговорили о бреде ревности. Сейчас рассмотрим бред изоб­ретательства - интерпретативный бред, содержанием которого является утверж­дение в осуществлении открытия или изобретения. Чаще всего он начинается как сверхценная идея, постепенно перерастающая в бредовую. Среди психически больных немало умных и одаренных людей. Некоторые из них занимаются раци­онализаторством и изобретательством. Могут ли у них быть реальные изобрете­ния и открытия? Несомненно. В какой же момент искренняя убежденность в важности своего творчества перерастает в болезненную идею? Обязательно ли мы должны при анализе случая подвергать сомнению сам факт изобретения? Мы уже писали об одном случае, но здесь уместно повторить.

Мы со студентами делаем обход. На одной из коек лежит средних лет импозантный мужчина. Бодро встав с постели, он начинает заявлять, что находится здесь зря, что он здоров, что вместо заслуженной славы он заточен в «дурдом». Говорит, что он совершил большое открытие в области металлообработки и что его достижения отмечены дипло­мами Всесоюзного патентного бюро. Мы вступаем в диалог с пациентом, затем обраща­емся к молодым коллегам, иллюстрируя основные признаки бреда, а оппонент вытаскива­ет из-под матраса три диплома Патентного бюро СССР. Далее — немая сцена.

Это был второй в нашей работе случай почти полного соответствия содержа­ния бреда имеющемуся в действительности реальному факту. О первом случае поговорим чуть позднее, при разговоре об ипохондрическом бреде. Итак, означа­ет ли наличие дипломов, реально подтверждающих сам факт изобретения или от­крытия, констатацию ошибочности диагностики бреда? Отнюдь, нет. Это означа­ет другое - так называемые объективные признаки психического расстройства, к которым относится содержание бреда, совсем не гарантируют объективность и истинность вывода врача, а говорят только о том, что они не являются внутрен­ними переживаниями пациента, а наблюдаются объективно, со стороны наблюда­теля. Дело совсем не в том, изобрел или нет пациент что-то, совершил или нет открытие. Дело в том, какое место в его сознании занимает реальное или мнимое открытие, как он сам к нему относится, каковой является личность первооткры­вателя. И вот здесь вновь, в очередной раз вернемся к понятию аподиктичности истины. Из истории философии известно, что в теории познания, или гносеоло­гии, в течение трех тысячелетий разрабатывался вопрос о достоверности получае­мых человеком знаний. Опуская этот многовековой путь, резюмируем и скажем, что крупнейшими вехами мировой гносеологической мысли явились Р. Декарт, И. Кант и Э. Гуссерль. Все они утверждали, хотя каждый по-своему, что истина, добываемая человеческим умом, всегда проблематична, как и существование всех трансцендентальных объектов, кроме трансцендентального «я». Говоря простым, обыденным языком, человек должен всегда подвергать сомнению добываемые им знания, что и делали величайшие представители человечества. Они подвергали сомнению добытую человечеством истину, ставили перед собой ту или иную проблемную задачу, а затем искали аргументы для обоснования собственной ги­потезы, которую также подвергали сомнению, и именно для устранения сомнения в собственной правоте находили доказательство собственной теоремы.