При интерпретативном бреде преследования больной в течение многих лет создает в своем болезненном воображении подчас очень разветвленную систему слежки, подготовки к якобы неминуемому убийству, разрабатывает способы защиты от мнимых преследователей, создает особые условия жизни, инкапсулируя себя нередко в раковину из пуленепробиваемого стекла, бетона, стали. Но наступает такой момент в динамике бреда преследования, когда больной, как бабочка, покидает свою куколку, свою раковину, свою материализованную крепость, оставляет и свою душевную защиту и выходит на «тропу войны», избирая нападение лучшим способом защиты. Раньше чаще, а в последние годы все реже мы наблюдаем парафренизацию бреда преследования, когда у пациента постепенно возникает убежденность в особом мотиве преследования — уничтожении особо значимой личности — мессии, реформатора, пассионария, каковым, по мнению этого больного, «на самом деле» являлся он сам. И далее происходит постепенное перерастание персикуторного бреда в бред величия, иллюстрируя описанный еще во второй половине XIX века Дж. Маньяном стереотип развития бредового расстройства. С тем же содержанием, но иным механизмом возникновения обнаруживает себя острый чувственный бред преследования. Так же точно кто угодно может в сознании больного стать врагом и преследователем. Но, вчитываясь в многочисленные описания этого вида бреда, беседуя с больными, ощущаешь всеми фибрами души понятность, близость, легкую узнаваемость этого психического расстройства. Мы чрезвычайно легко можем транспонироваться в ситуацию и в сознание больного человека, представив себе, что это не он, а мы сами сидим в уютном купе поезда дальнего следования. Что-то подозрительное есть в чисто выбритом лице молодого военного, в купе возникает гнетущая атмосфера тревоги, с каждым постукиванием колес о рельсы тревога усиливается. Открывается купе, проводница вносит поднос с чаем и слегка подмигивает военному. Вот он — знак! Мы поняли, мы сразу и мгновенно оценили тайную игру замаскировавшихся бандитов и мошенников. Это же банда поездных ворюг. Сейчас эти двое начнут потрошить наши чемоданы и наши животы. Нужно немедленно защищаться, промедление смерти подобно. Вот оно — оружие защиты. Ложечка в стакане с чаем. Ею можно пропороть шею врагу или выбить глаз.... Именно так развивается острый дорожный параноид, самый яркий пример острого чувственного бреда преследования.
Следующий вид бреда, который мы рассмотрим, выделяемый по своему содержанию, - эротический бред. Много лет мы встречались только с интерпретативным, систематизированным вариантом этого бреда - убеждением в эротической, сексуальной влюбленности кого-либо в больного. В этих беседах приведем пример и острого чувственного бреда данного содержания. Сначала - вариант интерпретативного эротического бреда.
Девушка 19 лет, учащаяся профтехучилища, заболевшая в 17лет психическим заболеванием, на протяжении двух лет (как выяснилось впоследствии) постепенно осознавала, что преподаватель училища, 43-летний мужчина, влюблен в нее и только семейные обстоятельства этого человека препятствуют ее счастью. Она замечала особые взгляды, изменение походки преподавателя в присутствии нашей пациентки, ношение необычных рубашек, обуви. Даже портфель был у него не такой, как у всех, и он почему-то старался открыть его и что-нибудь вытащить только в ее присутствии. На наш вопрос, как она знает, открывал ли он портфель в ее отсутствие, ведь у нее нет постоянной видеосъемки его обращения со своим портфелем, она отвечала коротко и ясно: «Знаю». Один из решающих, с ее точки зрения, аргументов сводился к тому, что учитель сказал как-то раз на уроке: «Ну, что, милочка...» И хотя так он называл многих учащихся-девушек, ей эти слова он сказал особо ласковым задушевным тоном. Через два года после начала болезни, твердо убедившись в любви своего преподавателя, она пришла в подъезд дома, где проживал учитель, села на ступеньку лестницы и стала ждать жену своего «принца». Та появилась с двумя детьми, уже ближе к вечеру. Пациентка заявила ей твердо и веско, что она и муж этой женщины любят друг друга, если им будут мешать, она убьет и жену своего
возлюбленного, и его детей. Наутро преподаватель с бледным лицом появился в кабинете главного врача ПНД с воплем о помощи. Он сообщил, что даже не может вспомнить, как внешне выглядит эта ученица, у него их несколько десятков, он продолжал искренне убеждать в том, что между ним и его ученицей ничего нет и не было.
Это был пример бреда толкования. Больная интерпретировала действия, поступки, взгляды, слова, намеки своего мнимого воздыхателя, создавая из этих интерпретаций длинную цепь аргументов, доказывающих аксиому ее собственного изготовления: «Он меня любит».
Недавно у нас в стационаре побывал юноша, у которого был выявлен острый чувственный эротический бред.
В первый день болезни ему показалось, что классный руководитель не так, как обычно, вела себя с ним. Она подсела к нему, была ласкова, пыталась говорить с ним, и ему показалось, что она его «хочет». Через пару дней появилась тревога, учителя вели себя по отношению к нему странно. Классный руководитель снова была ласковая, учительница физики на уроке сказала ему: «Подойдешь после уроков, я тебе дам все!» По взгляду учительницы химии понял, что она его «хочет». Учительница иностранного языка, увидев, что он пишет карандашом, предложила ему ручку с таким видом, что была просто сексуально возбуждена. Понял, что все учителя сексуально возбуждены и «хотят» его. На следующий день, когда его, молчащего, привели к директору, директриса предложила стакан воды и таблетку аспирина. Тут же понял, что она взамен желает, чтобы он ее «поимел» (пример из истории болезни 2005 г.).
В основе развития этого острого чувственного бреда стоит восприятие событий как инсценировки, сиюминутная оценка значения любого происходящего действия, любого появляющегося в поле зрения пациента человека. Нет никакой логической разработки. Учительница протянула ручку — это знак, это особое значение. Стакан воды и таблетка аспирина — это знак, обозначение сексуального желания.