В марте 2003 г. в адрес главного врача ПНД поступило одновременно нес­колько заявлений: от дочерей С.И., мужа, родственников и соседей. Дети писали, что у их матери нет психического заболевания, она страдает вирусным гепатитом, который и есть всему виной. Они соглашаются с тем, что она перенесла острый психоз, в период которого убила свою мать, но причиной этого психоза как раз считают гепатит. Ее состояние в октябре 2002 г., в результате которого она попала в стационар, дочери объясняют не психическим заболеванием, а приемом биодо­бавок. То же самое излагает и муж больной, он просит врачей о прекращении наблюдения психиатрами, требует перестать травмировать жену воспоминания­ми «трагедии, причиной которой был гепатит». Муж сообщает, что в течение трех лет он ощущал «ее горячее тело, озноб, пот и зуд, от которого она не находит мес­та», что считает проявлениями гепатита, а не психического заболевания.

Из материалов уголовного дела известно, что 2 апреля 2001 г. С. И. в селе И. П-го райо­на Нижегородской области нанесла несколько ударов топором своей матери, которая от полученных повреждений скончалась. В ходе следствия установлено, что до совершения преступления и после него в поведении наблюдались странности, дающие основание пола­гать, что обвиняемая страдает психическим заболеванием. Из протокола явки с повинной известно, что в течение 2,5 лет росли раздраженность и напряжение. И у больной, и у ма­тери возникло недоверие, из-за чего — понять невозможно. Но это раздражение усилива­лось. Отношения становились нетерпимыми... В день убийства, утром по-доброму сели есть, разговор шел о каком-то непонятном наследстве. О том, что С. И. должна жить в И-ске. Она спросила у матери: «Что — одна что ли и как долго?» Мать ответила: «Ну почему одна, а уже долго или нет, решай сама». Этот разговор постепенно перерос в скан­дал. Просила мать сказать, что это «за мистика такая, почему происходит очень много странного». Она не объясняла, только говорила, чтобы дочь вела себя спокойнее, не плакала. И когда просила что-то рассказать, мать раздражалась и кричала, и дочь соответствен­но тоже переходила на крик. Это было весь день... Несколько раз уходила и возвращалась, потому что не могла уйти. Была в возбужденном состоянии. Ей казалось, что мать кол­дунья, так как ранее она никогда себя так не вела. Она добрая и мудрая мать и бабушка. Испытуемая ее любила, ей казалось, всех больше. Но «эта любовь переросла в день убийства в жестокость, такую, какую она не испытывала никогда». Проходя по улицам села, слы­шала внутри головы «голоса», обвиняющие ее мать, комментирующие ее собственные дейс­твия и мысли. Обвиняемая в очередной раз вернулась, попросила пить и стала спрашивать о манипуляциях с ключом, которым мать закрывалась от нее. Мать забрала ключ, а С.И. стала его отнимать, мать сдернула с нее плащ через голову. Не могла отобрать у матери ключ, потом сумку, потом шарф. Просила отдать, мать не отдавала, спрашивала, зачем ей все это. Та не объясняла и не отдавала. Даже боролись. Тут откуда-то взялся топор. Схватила его и стала наносить удары топором жестоко, без жалости. У нее «не дрогнул ни один нерв». Это было уже в задней избе. Что с ней было, ничего объяснить не может. Приб­рала, тело перенесла в переднюю избу. Ощутила, что совершила страшную, самую страш­ную вещь в жизни. «Но что сделано, то сделано». Легла на диван и незаметно уснула, так как две ночи не спала. До этого в 12 ч ушла, чтобы увидеть тех, кто ей дорог и кому дорога, видимо, тоже. А потом явилась в милицию.

(Итак, в уголовном деле мы читаем описание типичного психотического прис­тупа, клинически квалифицируемого как острый чувственный бред колдовства и преследования, с психопродуктивным механизмом совершения тяжкого уго­ловного правонарушения.)

Со слов мужа известно, что до заболевания гепатитом никаких странностей в пове­дении жены не было. В связи с ее болезнью он ездил с ней в разные города России на обследо­вание, она лежала в больнице в г. Арзамасе. Стала очень раздражительной, мнительной, стала говорить постоянно, что у нее цирроз печени, ей осталось немного жить, и она ум­рет. Такое поведение жены отметил с середины 1999 г. Но никаких, по мнению мужа, бредовых идей не высказывала, и он считает, что она «соображала нормально». В своей болезни она стала подозревать всех окружающих ее людей, говорила, что ее травят, вра­чи хотят свести ее в могилу, ионе ними тоже заодно. Он считает, что на этой почве его жена стала психически нездоровой. Из постановления об изменении меры пресечения от

03.07.1          г. известно, что к моменту составления данного постановления исследование об­стоятельств дела закончено, место нахождения С. И. и ее место жительства установле­но и нет необходимости в дальнейшем содержании обвиняемой под стражей, а явка С. И. к следователю и в суд может быть обеспечена личным поручительством ее мужа и граж­данки П. о надлежащем поведении и своевременной явке обвиняемой по вызову следовате­ля и суда. Суд постановил меру пресечения в виде заключения под стражу, примененную в отношении обвиняемой 5марта 1955 г. р., ранее несудимой, изменить на личное поручи­тельство мужа и П., о чем было объявлено обвиняемой и ее поручителям. После выписки из стационара, с 06.12.02 г. до 16.01.03 г. проходила курс лечения в «стационаре на дому», являлась точно в срок по вызову врачей, принимала поддерживающую терапию нейролеп­тиками. С 10.03.03 г. вновь приглашена к участковому врачу и согласилась на проведение лечения в условиях «стационара на дому», которое проводилось до 10.05.03 г.

Во время проведения судебного заседания дочь подэкспертной сообщила суду, что «ее мать прошла курс лечения, ведет себя адекватно, никаких отклонений в поведении она не наблюдает, ее мать в настоящее время работает». Судом была назначена дополнитель­ная экспертиза в связи с изменением психического состояния испытуемой и для решения вопроса о целесообразности проведения принудительного лечения. Из записи амбулатор­ной карты от 10.07.03 г. следует, что испытуемая самостоятельно пришла на прием, чтобы получить инъекцию галоперидола-депо. Сообщала врачу, что самостоятельно ез­дит в Москву за товаром, торгует на рынке. В психическом статусе отмечались отсут­ствие проявлений какой-либо активной психотической симптоматики, эмоциональное снижение, отсутствие критики к своим переживаниям. На освидетельствование АСПЭ явилась самостоятельно, добровольно. Психическое состояние на момент проведения АСПЭ: в ясном сознании, правильно называет себя, место своего пребывания, дату. Зна­ет, что приглашена на заседание комиссии для решения вопроса о виде лечения, которое должно быть назначено судом. Сообщает, что по-прежнему считает себя больной гепа­титом, признаки чего видит в зуде кожных покровов. Но при этом говорит, что стала чувствовать себя получше, температуры уже нет. Сожалеет о случившемся, просит как можно реже напоминать ей об этом. Соглашается, что в момент совершения противо­правного деяния находилась в состоянии глубокого нарушения психического здоровья, что была больна каким-то психозом или заболеванием. Сама активно не высказывает мыслей, что была заражена в больнице гепатитом, но на вопрос эксперта об этом отвечает ут­вердительно, хотя и вяло, нехотя. Эмоционально несколько однообразна, пассивна. Про­сит оставить ее дома, в больницу не определять, так как она, по ее словам, аккуратно выполняет все рекомендации и назначения врача.