Однажды на вопрос, долго ли он собирается их мучить, Финн ответил, что у него ба­тарейка на два года. Но он на них обиделся и перестал общаться и переписываться с ними после публикации статьи в городской газете о Полтергейсте. Однажды шнур от телеви­зора оказался на шее лежащей в постели М.; от шнура на шее девочки, по словам матери, остался след. Сами собой поворачивались ручки газовой плиты, и происходила утечка газа. При этом, когда мать девочки пыталась закрыть кран конфорки, она испытывала сопротивление, при котором кран сам собой вращался в противоположную сторону.

Как-то в апреле из спальни выбежала М. и сообщила, что горит пододеяльник на кровати в спальне, из которой она только что выбежала. Огонь затушили. В туалете загорелась кипа газет, лежавшая там долгие недели. Загорелась программка на телевизоре, зады­мился диван, на котором обитатели дома все вместе сидели. Из кипы фотографий заго­релась только одна фотография — чужой девочки, временно проживавшей у них в доме. Вещи с балкона стали «вылетать». Плащ дочери сам собой оказался лежащим на улице, под балконом. Кофточка соседской дочери вывалилась с балкона, пока она была у них в гостях. Пропали три ключа от квартиры. Исчезали учебники из дома. После того как в местной газете была опубликована эта леденящая кровь история, в школе нашу М. ста­ли останавливать мальчишки из других классов и дразнить ее «Полтергейстовой под­стилкой». Именно такое внимание ровесников и заставило всю семью обратиться к вра- чам-психиатрам не по поводу избавления от «Полтергейста», а по поводу невротической реакции девочки на насмешки одноклассников. Через день после помещения М. в стацио­нар к ним домой пришли евангелисты, но младшая дочь не смогла открыть закрытую дверь. За дверью стояли евангелисты, а «Полтергейст», по мнению матери и бабушки, не пустил к ним посетителей, так как «Он» не любил религиозно верующих людей.

(При рассказе о всей этой удивительной истории напор мамы и бабушки, их убежденность в «реальном» наличии Полтергейста были настолько абсолютны, что они производили впечатление индуцированных бредовых больных.)

Психическое состояние: девочка в ясном сознании, внешне приветлива. Несколько ко­кетлива, поигрывает при беседе своими косичками, весьма эмоционально, с расширяющи­мися от страха глазами рассказывает обо всех приключениях неизвестного, именуя его иногда «Он», иногда «Финном». Внимание привлекается легко, устойчивое. Внимательно следит за реакцией собеседников на рассказ. На вопрос, знает ли она, кого в художест­венной литературе звали Финном, отвечает, что так звали друга Тома Сойера. Сообща­ет, что никогда не видела «Его» самого, но множество раз сталкивалась со следами его присутствия и проделок. Уровень интеллекта и памяти вполне достаточен. Понимает переносный смысл простых метафор и поговорок. Обнаруживает средний уровень знаний по школьным предметам. Особого предпочтения никакому предмету не высказывает. В отделении держится ровно с окружающими больными, общается со сверстниками, ак­куратна, следит за своим внешним видом. Сообщает, что только один раз в отделении появлялся «Он», и она заметила только один плевок. Ночью спала весьма глубоко и доста­точно, аппетит был хорошим, с желанием выходила на прогулку. В связи с отсутствием признаков какой-либо невротической реакции, кроме минимальных доз транквилизаторов и рациональной психотерапии, иной терапии не получала.

По минованию двух недель мать забрала девочку из отделения, с пожелания­ми врачей обратиться, в случае повторения поджогов, в РОВД для возбуждения уголовного дела. Мать покидала отделение с выражением явного неудовольствия от спокойной реакции врачей на их приключения. Хотя ни один из врачей не пы­тался в лоб разубеждать девочку, но, вероятно, по вопросам психиатров, реко­мендациям и действиям мать девочки понимала, что врачи не торопятся начи­нать военные действия по защите М. от вопросов и реакции одноклассников и «ненавистного» педагога. С тех майских дней никто из этой семьи больше в сте­нах психиатрического учреждения не появлялся....

Прошло 9 лет. В телефонной беседе с М., достигшей 20-летнего возраста, врач смог узнать, как сложилась дальнейшая судьба девочки. Итак, «Полтергейст» исчез в том же мае 1997 г. почти в те же дни, что М. находилась в стационаре, и больше не появлялся. Через восемь месяцев мама М. вышла замуж. К отчиму девочка относилась хорошо, хотя и звала его дядей. Она закончила ту же самую школу, хотя мама грозилась перевести ее из

этой «плохой школы» в другую. Участвовала в художественной самодеятельности. Посту­пила и окончила профессиональный лицей по специальности швеи. Поработать не успела, вышла замуж в 18лет за рабочего парня. В 20 лет воспитывает дочь, находится в декрет­ном отпуске. С мужем отношения хорошие, как во всякой семье, бывают небольшие ссоры. Мама и бабушка живы и здоровы. Все трое по-прежнему убеждены в реальности вмеша­тельства в их жизнь «Полтергейста» девять лет назад. М. считает, что ее тогда облили грязью, в чем преуспели ее классный преподаватель и врачи-психиатры. Разговаривает с врачом напряженным, недовольным голосом. На вопрос, обращались ли они, по совету вра­чей, в милицию для возбуждения уголовного дела по факту поджога одеяла с целью нахож­дения «Полтергейста», с иронией ответила, что в милиции их встретили «как идиотов». Считает до сих пор, что педагог настраивала детей против нее, осуждала ее и считала ви­новатой в той ситуации. Считает, что педагог должен был поступать иначе — прибли­зить к себе, внимательно выслушать, вникнуть и помочь.

Подведем итоги. Как мы уже выяснили, состояние начинает развиваться с появления некоего мужчины, провожавшего нашу героиню из школы домой в трудный момент ее жизни. Начинается ранний пубертат, ее семья — показатель­ный матриархат, а так хочется мужского присутствия. Сказано — сделано. Пусть не в жизни, пусть в собственной фантазии, но «Он» явился («И в мыслях молви­ла: вот он»). Далее фантазии развиваются, становятся более разветвленными. По­является сказочность, в фантазиях отражается один из бытующих в данный мо­мент в обществе феноменов общественного сознания (домовые, полтергейсты, пришельцы и прочие фантастические персонажи) — Полтергейст, носящий имя Финн. Далее действие приобретает детективный характер и, как пишет В.А. Гурь­ева, сам фантазер становится участником и исполнителем собственных визуали­зированных фантастических представлений, совершая при этом криминальные действия. На высоте фантазирования, как отражение именно патологического их характера, происходит своеобразное сужение сознания, когда исчезает критика и продукты фантазии отделяются от сознания фантаста. Косвенно об этом гово­рит и отношение пациентки к своим фантазиям девять лет спустя. Будучи взрос­лой женщиной, М. не демонстрирует даже элементов критики. Фантазирование носило характер несомненно истерического. Ее переживания были образные, чувственные, демонстративные, отражали нереализованные желания, вымыш­ленные ею герои обращались именно к ней, письменные сообщения носили лич­ный характер. Девочка не только охотно рассказывала о своих переживаниях, но вовлекала в их орбиту ближайшее окружение, индуцировала мать, бабушку и сес­тру, что явно характеризует переживания как предельно экстравертированные, направленные от себя, наружу, на иных людей. Отличие данных фантазий от фе­номенов общественного сознания заключается в предельно индивидуализиро­ванном характере переживаний, в которых автор и герой становятся прямыми участниками событий, а не сторонними наблюдателями, читателями или просто верующими людьми. К сожалению, мы вынуждены ограничиться лишь синдро- мальной оценкой состояния, так как для полноценного изучения структуры лич­ности М. у нас не случилось счастья встретиться с ней лично, спустя много лет. Можно лишь предположить, что акцентуация по демонстративному типу имела место быть, что и облегчило появление патологического фантазирования.