Философическая интоксикация многократно и замечательно описана в специальной литературе. Суть ее в бесплодных, бесцельных, многодневных, многомесячных чтениях, изучении общечеловеческих «вечных вопросов» или изучении таких вопросов, которые кажутся нашему больному как общечеловеческие. Школа А.В. Снежневского подразделяет философическую интоксикацию (называя ее, кстати, метафизической) на два варианта. Первый вариант нас интересует меньше, так как при нем преобладает сверхценное образование, определяющее выраженную аффективную заряженность, доминирование этого образования во всей психической жизни человека, сопровождаясь аутохтонными (внутренними, не зависящими от внешних воздействий) колебаниями аффекта. Этот вариант содержит в своей структуре большей частью психопродуктивный радикал. В контексте негативных изменений личности нас интересует, прежде всего, второй вариант — преобладание односторонней стойкой познавательной деятельности на протяжении нескольких лет, как правило, всего периода юности, что и является практически односторонней дисгармонией личности, при которой богатство оттенков, многоцветие черт личности человека постепенно сменяется гладким, узконаправленным бревном, «штурмующим ворота замка», внутри которого пустота. Больной, страдающий чаще всего малопрогредиентной шизофренией, посвящает многие годы своей жизни поиску смысла жизни, своей или не своей, смысла существования Космоса, Вселенной, изучению нерешенных человечеством теорем, созданию вечного двигателя, поиску подтверждения телепатии, биополя, реинкарнации и т.д. и т.п.
Иннокентий Б., 18лет, отличался на протяжении всего детства спокойным ровным нравом, послушностью, наличием художественного дарования. Воспитатели и учителя на протяжении всего детства, с 4 до 15 лет, не могли нарадоваться на ребенка. Кешу называли беспроблемным, родителям завидовали все знакомые и друзья. После 15 лет мальчик постепенно стал отдаляться от родителей и друзей. Но не замкнулся, не отгородился стеной от мира. В библиотеке сына родители заметили несколько альбомов Сальвадора Дали, около десяти книг по астрономии и космологии, два тома из сочинений Аристотеля. Сын долго не сообщал близким о своем новом интересе, но в десятом классе поведал, что стал изучать особую проблему, на что его толкнула одна из знаменитых картин С. Дали: «Геополитическое дитя, наблюдающее рождение Нового человека». Новый человек вылупливается из земного шара, который похож на мягкую оболочку, а не на скорлупу. Континенты мягкие и вот-вот стекут с этого яйца. Земля-яйцо так взбудоражила Кешу, что он начал изучать космологию. Через год больших усилий, сопровождавшихся уходом от обычных школьных программ, снижением традиционной успеваемости в школе, он и объявил родителям суть своих поисков. Он пытался постичь смысл похожести эллипсоидных орбит вращения планет солнечной системы на овальные эллипсы мужских яичек, женского яичника и яиц птиц. Почему, спрашивал он самого себя, все «зародышевое начало» имеет ту же форму, что и космические орбиты. Это не просто так, это имеет высший смысл. Несколько лет он изучал «Метафизику» Аристотеля, космологию И. Канта, астрономию современных ученых, черные дыры Вселенной, но никаких выводов, умозаключений так и не создал. Его поистине интересовал сам процесс, а не результат, и этим важным обстоятельством такая деятельность отличается от образования сверхценных или бредовых идей. При беседе он довольно туманно и неточно объяснял суть геоцентрической модели мироздания Аристотеля, не смог раскрыть даже суть названия труда Аристотеля «Метафизика». Из Канта знал только термин «неуловимая вещь в себе», не обнаружив знаний по его космологии. Что касается главной задачи своих поисков, то кроме многократного повторения внешнего признака изучаемых предметов — эллипсоидности, ничего нового, в смысле того самого смысла, который он искал, наш Иннокентий не нашел. К двадцати пяти годам его интерес к эллипсоидности «зародышевых начал» постепенно угас. Он незаметно превращался в вершробена, о коем речь у нас впереди.
А вот демонстративное, подчас циничное, жонглирование поиском смысла жизни как снотворными таблетками, употребляемыми на глазах матери с целью уйти из жизни, чтобы тотчас вернуться. Молодой человек, который оповестил весь мир о бессмысленности своей жизни, как и всего человечества, о желании покинуть этот мир. На наш простой вопрос, как же мать переживет его безвременную кончину, с усмешкой отвечал: «А меня уже не будет, мне все равно». Попытки самоубийства были такими «смелыми», что их, кроме него самого, никто и не заметил. Он не мучился, он не искал, он не заглядывал в глубь своей души, как не поднимал, наверняка, свой взор на звезды и Вселенную. Он бросал врачам мячиком пас и требовал: «А вы докажите, что смысл жизни есть!» Но достучаться можно до думающей, ищущей головы и страдающего сердца. Когда же к тебе поворачиваются спиной и подставляют для размышления зад, увидеть на нем какие-либо колебания души, как известно, невозможно