Слабая корригируемость бреда зависит не только от некритичности больных, которая создаёт лишь предпосылку для бредовой идеи. Односторонний выбор идеи осуществляется благодаря интуиции, а ин­туиция — основа веры. Вера же — это не требующее доказательств убеждение, которое в значительной степени зависит от эмоций (будь то желания, страхи или эстетические предпочтения), зачастую ирраци­ональных. Поэтому бредовая вера, как и любая другая, например рели­гиозная, весьма ограниченно поддаётся разубеждениям, даже основан­ным на логической аргументации.

Наряду с некритичностью, личностная недостаточность у больных с бредовыми расстройствами может включать и эмоциональную дефицитарность. О ней можно судить не только по возможному отсутствию аффекта растерянности, но и по неадекватности, стёртости эмоцио­нальных реакций на содержание бредовой фабулы (слабая реакция ис­пуга при персекуторном бреде, отсутствие заметной одухотворённости при идеях изобретательства и пр.).

Психиатры часто ограничивают характеристику бреда определени­ем его содержания. Информативность этого параметра ограничивается возможной корреляцией с механизмами бредообразования, которые, впрочем, без него и невозможно выяснить: спросив, что больной ду­мает, следует узнать, почему именно он так считает. Тем не менее бред одного и того же содержания может иметь разные механизмы форми­рования. Так, бред воздействия при психическом автоматизме являет­ся следствием непосредственно переживаемого постороннего влияния, т. е. некритичного отношения к обману восприятия (которое, впрочем, обычно встраивается в фабулу персекуторного или иного бреда). Реже бред воздействия имеет интерпретативный характер, когда пациент объ­ясняет, например, своё плохое самочувствие не тем, что преследователи его отравили, а тем, что они используют в отношении него телепатию, гипноз, лучевую энергию или колдовство. В ещё более редких случаях «дистанцированного» варианта бреда воздействия, относящегося к пер­вичному интуитивному бреду, больные, не замечая непосредственного влияния на себя самих, «чувствуют», что ими пытаются управлять с по­мощью телепатического контроля над окружающими лицами, которые будто зомби следуют чужой воле. Оценивая связь содержания бреда с его механизмом, следует иметь в виду, что некоторые бредовые темы, например персекуторная, встречаются при любом типе бредообразова­ния, а другие практически исключают какой-то из типов. Например, для фантастического бреда нехарактерны бредовые интерпретации.

Диагностика бреда лишь по характерной для него фабуле, неправ­доподобности высказываний, без выяснения оснований для них, может приводить к ложнопозитивному диагнозу. Так, в связи с очень грубой некритичностыо больные могут придерживаться совершенно нелепых взглядов, например религиозно-мистических, и руководствоваться ими в своём поведении. Такие взгляды, в отличие от бредовых идей, явля­ются заимствованиями из бесед с их приверженцами, из литературы, средств массовой информации. Они могут несущественно дополнять­ся, но, самое главное, пониматься больными превратно, упрощённо. Особенно вероятна ложнопозитивная квалификация бреда при маниях. Во-первых, больные могут быть склонны к весьма нелепым шуткам, которые ошибочно принимаются за бред. Например, пациент пред­ставляется милиционерам капитаном Немо, только впоследствии по­ясняя, что «прикалывался». Во-вторых, ради своего самоутверждения в глазах окружающих маниакальные больные нередко выдают за свер­шившуюся реальность то, что на самом деле считают для себя только перспективой. Так, они едва придумали способ разбогатеть с помощью Интернета, но уже уверяют, будто обладают несметным состоянием. Разумеется, все подобные шутливые или хвастливые заявления отра­жают некритичность, которая благодаря мании проявляется карика­турно. Гневливая мания с неприязненным отношением к окружающим и соответствующим неадекватно агрессивным поведением также может неверно приниматься за проявления бреда.

Принято указывать и на косвенные признаки бреда. Это бредовое поведение, бредовые намёки (недомолвки с многозначительностью, интонации, подразумевающие осведомлённость собеседника), бредо­вая детализация, когда подробно сообщаются формальные обстоятель­ства ситуации, но не раскрывается бредовая фабула. При недостатке сведений о пациенте эти признаки заставляют расспросить его долж­ным образом, помня, что они не обязательны для бреда и могут иметь место также при небредовых умозаключениях. Для надёжной диагнос­тики следует установить начальные феномены бредовой интуиции.

Значение косвенных признаков возрастает при бредовой недоступ­ности, которая сама по себе является важнейшим косвенным признаком бреда. Даже доступные пациенты предпочитают обсуждать с врачом те­мы, напрямую с бредом не связанные. Бред — знание сокровенное, ин­тимное, поскольку оно основано на личной интуиции, индивидуальном проникновении больного в суть разворачивающейся вокруг него ситу­ации, восприятии предназначенных именно для него намёков, знаков и символов. Обычно люди вообще не склонны делиться интимными пе­реживаниями. Так, и большинство больных неохотно раскрывают свои бредовые идеи. Даже уже не считая их правомерными, пациенты призна­ются, что рассказывать о содержании бреда им стыдно, что им приходит­ся преодолевать внутреннее препятствие. В течение многих лет больные могут сожалеть, что некогда «раскрыли душу» кому-то из врачей. Такие косвенные признаки бреда, как детализация и намёки, могут отражать именно сокровенность болезненных переживаний: больные предпо­читают говорить о доступной пониманию собеседника объективной, а не субъективной данности, а если собеседнику дано знать субъектив­ную «реальность», то он всё поймет и с полуслова, в противном случае его и не следует информировать. Если пациенты понимают, что их пред­ставления неприемлемы для окружающих и приводят к нежелательному для них лечению и социальной стигматизации, то малодоступность уси­ливается или превращается в недоступность. Гораздо реже (преимуще­ственно на высоте обострений) недоступность — следствие причисления врачей к кругу недоброжелателей или преследователей.