Что касается других приводимых в литературе критериев навязчи­вых расстройств, то неверное понимание их значения способно при­вести к ошибкам в психопатологической квалификации. Эти критерии нельзя абсолютизировать даже при дифференциации навязчивостей с нормой, не говоря уж о патологии. Так, интеллектуально-крити­ческая оценка неадекватности психопатологического расстройства считается свойственной навязчивостям, но на самом деле критичес­ки воспринимаются многие феномены аффективно-невротического уровня и даже некоторые психотические расстройства. То же самое можно сказать и о невозможности справиться с навязчивостями с по­мощью волевого усилия, и о попытках сопротивления им. Например, депрессия (которую никто не причисляет к навязчивостям), особенно у преморбидно гипертимных пациентов, может оцениваться ими как болезнь и приводить к попыткам воспротивиться ей, отвлечься от нее или рационализировать её как неадекватную. Однако при депрессии восприятие неадекватности её сохранения или рецидивирования про­исходит лишь в интеллектуальной сфере, тогда как в эмоциональной сфере депрессивно изменён весь её строй, и чувственной реакции неприятия нет. Аналогичным образом обстоит дело и с генерализо­ванной тревогой. Некоторые психические переживания и в рамках нормы могут формально отвечать многим традиционным критериям навязчивостей. Например, волнение перед экзаменом может оцени­ваться как чрезмерное, неадекватное, неконтролируемое, несмотря на попытки побороть его. Однако эмоциональная чуждость волнения, сохраняющегося вопреки рассудку, не переживается, поскольку ги­пертрофированное волнение не рецидивирует вне зависимости от си­туации (см. выше).

Чувственное неприятие повторения патологического феномена воз­можно, когда эмоциональная сфера искажена не полностью и речь идёт об изменении, например, только в области эмоционального отношения к определённой ситуации или к конкретному предмету. Такой характер избирательности имеют многие специфические невротические страхи, и их возникновение приводит к противоречию в эмоциональной сфере. Парциальный характер обычно имеют и деперсонализационные фено­мены, поэтому они также могут обнаруживать навязчивый характер. Ранее в литературе отмечалась возможность навязчивого проявления галлюцинаций. Предпосылкой навязчивого характера психотического симптома является хотя бы частично критическое к нему отношение, которое, в отличие от расстройств невротического уровня, сформиро­вано нечасто, хотя и возможно.

Таким образом, в зависимости от психопатологической квалифика­ции базисных феноменов, определяющих навязчивости, целесообразно проводить и их систематику.

Навязчивые сомнения принято относить к навязчивым мыслям, но на самом деле идеаторная составляющая здесь производна от эмо­циональной. В норме сомнения в правильности своих действий или в благополучном исходе дел имеют идеаторное происхождение (на­пример, когда объективно сложно определить исход дела, так как ар­гументы «за» и «против» примерно уравновешивают друг друга). Они могут быть субъективно весьма значимыми, носить упорный характер, но, в отличие от имеющих первично эмоциональное происхождение навязчивых сомнений, не сопровождаются ощущением неадекватности и переживанием их чуждости, сколько бы индивидуум ни упрекал себя в некомпетентности или нерешительности (потому что такие сомнения зависимы от ситуации).

В основе навязчивых сомнений лежит утрата чувства уверенности, т. е. негативный компонент тревоги, в связи с чем они чаще всего соче­таются со страхами или другими проявлениями тревожности. Однако встречаются случаи преобладания или даже изолированного развития навязчивых сомнений. Здесь выделяются ведущие темы сомнений, которые нередко сменяют друг друга или комбинируются. Характер­ная для этих состояний неуверенность в выполнении или завершении собственных действий может создавать впечатление политематических навязчивостей, но и при «характерологической» склонности к нереши­тельности нет тотального искажения эмоциональности; некоторые те­мы для сомнений возникают чрезмерно часто и тем самым вызывают эмоциональное неприятие, т.е. становятся навязчивыми. Например, за многочисленными сомнениями в правильности или завершённости своих поступков иногда скрывается лишь плохо осознаваемая социофобическая тематика: в конечном счёте больные стесняются выглядеть некомпетентными.

Даже интенсивные и упорные сомнения первично эмоциональной природы совсем не обязательно имеют навязчивый характер (т.е. их повторение не вызывает неприятия), особенно при их политематичности, что может зависеть от степени эмоциональной сохранности и критичности. Так, пациентка, страдающая неглубокими тревожными субдепрессиями, по существу инвалидизирована постоянными сомне­ниями в перспективах выздоровления (избавления от депрессии), тру­доустройства, создания семьи, в правильности своего поведения, выбо­ра причёски и гардероба, но сама этими сомнениями не обеспокоена, не смущается из беседы в беседу задавать врачу одни и те же вопросы на эти темы и каждый раз с удовлетворением принимает его однотип­ные ответы.