Развернутое растерянно-патетическое возбуждение вряд ли мы сможем наблюдать в полной красе, так как современные нейролептики прерывают динамику развития кататонического синдрома. Именно так и случилось у нашей героини. Спустя несколько дней после описанной сцены не только патетики, но и элементов кататонии не осталось и следа. В завершении сей темы необходимо, с позиции психопатологии Ясперса, оценить эти нарушения. Конечно же, большая их часть в двигательной сфере относится к объективным нарушениям психической жизни. Психиатр может объективно, своими органами чувств, фиксировать вычурные позы, напряжение мышц, восковую гибкость, симптомы хоботка и воздушной подушки. Пожалуй, из всех нарушений психики именно нарушения двигательной сферы наиболее точно можно объективизировать, в том числе, как в нашем случае, снять на пленку.
Расстройства влечений — такие нарушения, которые на пленку не снимешь. Они — внутренние переживания человека, они «выходят» в мир уже в виде финала, результата, и в качестве финала их, конечно, тоже можно зафиксировать, но отказ от еды, кража, «охота к перемене мест», садистские или мазохистские действия могут происходить от самых разных причин, и без проникновения во внутренний мир человека невозможно правильно оценить суть этих нарушений. Итак, влечение — это сильная склонность к чему-либо или кому-либо. В руководстве по общей психопатологии Г.В. Морозов и Н.Г. Шумский под влечением понимают «независимое от сознания субъективное переживание потребности, стимулирующее деятельность человека и придающее ей направленность». Особенно важны для психиатра импульсивные влечения - такие стремления и побуждения, которые появляются внезапно, независимо от сознания, подавляют все иные побуждения и стремления и подчиняют себе все поступки и все поведение человека. Чаще всего такие стремления реализуются без какой-либо борьбы или сопротивления, воспринимаясь больным как нечто чуждое, болезненное, т.е. мы можем констатировать, что в определенной степени сохраняется критическое отношение к этим стремлениям и действиям. Последнее скрыто от непосредственного восприятия психиатра. Мы, наблюдая за поступками пациента, за реализацией его импульсивного влечения, не можем только по клиническим проявлениям этой реализации знать, как относится больной к совершаемому им, не можем знать, пытался ли хоть в какой-то степени этот человек противостоять своему пагубному влечению, была ли в этом конкретном случае борьба мотивов. Зачем же
нам это знать? Некоторые из импульсивных влечений, особенно в сексуальной сфере, могут носить не просто опасный характер, а заканчиваться тяжелейшими криминальными действиями, вплоть до убийства. Такие действия становятся предметом экспертного исследования, и вот тут-то особо важно понять эксперту, осознавал ли человек пагубность своего влечения, понимал ли последствия реализации своих стремлений. Узнать это мы можем только из рассказа самого человека, его показаний следователю или на исповеди священнику. Но можно ли доверять безоговорочно тому, что сам о себе рассказывает человек, совершивший тягчайшее преступление? На этот вопрос не существует однозначного ответа. Как правило, совершив действие, больной после реализации импульсивного влечения испытывает душевное облегчение, успокоение, иногда — слабость и упадок сил. Импульсивные влечения довольно ярко описаны в литературе, в том числе и художественной. Одно из редких и давно известных — пиромания. Пиромания - импульсивное стремление к поджогам. Существует различное отношение пироманов к содеянному. Некоторые, совершив поджог, наблюдают издалека за горящим домом, сараем, помойкой, стогом сена, кучей макулатуры, свалкой использованной авторезины. Другие не только не успокаиваются с момента начала пожара, но, наоборот, становятся крайне деятельными, у них поднимается настроение, вплоть до экстаза, они энергично участвуют в тушении пожара, обсуждают это экстраординарное событие с зеваками. Самое важное для психиатра — уметь отличать пироманию от целенаправленного поджога. Давайте вспомним для примера похождения свиты булгаковского Воланда.
«...Бегемот поджег сначала квартиру 50 бис, затем кондитерский прилавок и напоследок писательский ресторан, по прозванию «Грибоедов», а заодно и помещение редакции. М. Булгаков мастерски описывает не просто факты совершения поджога, а мотивы и причины. Это не были похождения веселящихся пироманов, а следующие один за другим акты возмездия «той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо»: «Тогда огонь! — вскричал Азазелло. — Огонь, с которого все началось и которым мы все заканчиваем. — Огонь! — страшно прокричала Маргарита... Азазелло сунул руку с когтями в печку, вытащил дымящуюся головню и поджег скатерть на столе. — Гори, гори, прежняя жизнь!— Гори, страдание! — кричала Маргарита».
Мы понимаем, что герои М. Булгакова вовсе не пироманы. А как же поступает пироман? Его цель ни устранение прежней жизни, ни месть кому-либо, ни решение конкретной задачи с помощью огня. Для него целью огня является сам огонь, само действие. Точно также обстоит дело и с клептоманией — импульсивным влечением к воровству. Кражи лишены какого-либо смысла или корыстных целей. Мы должны помнить, что цели при криминальном воровстве могут быть не чисто корыстными, т.е. не только приобретением материальных ценностей. Вернее, ценности могут быть опосредованными.
Однажды на «телефон доверия» позвонила испуганная мать двенадцатилетнего мальчишки. Он воровал из дома шоколадки, которые, в свою очередь, украл на шоколадной фабрике его отец. Он воровал их, чтобы затем раздать дворовым ребятам. Таким способом он поднимал свой личный авторитет среди дворовой компании. И, конечно же, это — не клептомания.