Повторение движений и поступков окружающих лиц именуется эхопраксией. Если же вместе или порознь пациентка повторяет слова и фразы окружающих, это уже будет эхолалия. Речь крайне непоследовательная. Временами бессвязная, состоит из стереотипно повторяемых слов или слогов (вербигерация). Мы спрашиваем ее, на что жалуется, не болит ли голова. Она отвечает нам, что сегодня Новый год. Мы задаем ей вопрос о матери, когда она навещала больную, а девушка говорит: «Чай не сладкий». Это носит название миморечи, мимоговорения. Очень характерно, что мимика больной не соответствует ни настроению, ни поступкам пациентки. При словах, что чай не сладкий, она улыбается совершенно неадекватной, роботообразной улыбкой. Вдруг начинает напевать детскую веселую песенку про Чебурашку, а на глазах появляются слезы, на лице — гримаса горя. Это свидетельствует о наличии парамимии. Настроение и аффективное состояние разнообразное и неустойчивое. Могут быть экстаз и патетическое возбуждение, манерные позы и ярость, злость, а возможны полная безучастность и безразличие, доходящие до уровня дефектной апатии. Сейчас уместно вспомнить, что Клези в 1922 г. описал особое психическое нарушение — манерность, под которой он понимал искусственность, утрированность манер, жестов, мимики, речи. Необычные манеры лишены значения и смысла. Истерическая манерность ближе к театральности, кокетству, аффектации, содержит элементы игры. При шизофрении манерность эмоционально выхолощена, стереотипна, вычурна, сопровождается витиеватыми высказываниями и речью. Учитывая, что в психиатрии, как и в жизни, никогда не встречаются изолированные симптомы, единое, «объемлющее» всегда обволакивает изучаемые явления, и задача психиатра - не только увидеть зерно ореха, его вылущить, но и не уничтожить вылущиванием единый образ реального настоящего. Нам редко удавалось видеть чистое кататоническое возбуждение, но одну пациентку с элементами растерянно-патетического возбуждения мы несколько лет назад не только наблюдали, но и записали на видео. Включив видеомагнитофон, мы видим запись и слышим речь, интонации, движения, сопровождающие манерно-вычурную речь.
Вот она входит в кабинет и тут же заявляет: «Пять на пять — я опять, двадцать пять, шестьсот двадцать пять», — при этом кисти рук совершают вычурные движения, подобные грузинскому танцу. Губы вытягиваются хоботком. На предложение врача подойти поближе, она, подняв руку вверх, с псевдокапризными интонациями заявляет: «Нужно встать перед женщиной, я уже мадам. А не какая-нибудь б...вообще так, расклад такой, пятьдесят на пятьдесят, муж платит, желание мое, захочу — живу на даче, здесь только одна женщина и один мужчина». Как видно, речь разорванная, она постоянно сопровождается манерной, вычурной жестикуляцией и мимикой. При этом мимика и жестикуляция ни на что не похожи. Они настолько необычны, что могут напоминать врачу плохую игру актеров в японском театре «Кабуки». Она разводит руки, как крылья мельницы, стоя, скрещивает ноги, приседает. Садится. Вскакивает, крутится. Затем начинает совершать плавнообразные танцевальные движения. Мимика при этом абсолютно не соответствует ситуации. То беспечная улыбка, то манерная капризность, то растерянность и удивление — выражение лица меняется, как картинки в калейдоскопе. Пациентка садится вновь на стул и говорит, сопровождая слова вычурными движениями обеих рук: «Мужчина — это гм, а женщина — это гм, он — это он, а она — это она, усики нужно сбрить, а волосы помыть, дайте мне концертный рояль, я сопрано, отцвели уж давно хризантемы в саду»... Правая рука больной при словах о женщине движется вверх, а при словах о мужчине указывает на пол, пальцы растопырены, каждый совершает червеобразное движение, и кисть напоминает многоголовую змею. При словах о рояле на лице возникает отрешенно-спокойное выражение, затем, когда запевает начало романса, выражение сменяется на грустно-печальное. Через пару секунд раздается смех, сопровождаемый жеманным опусканием головы.