(Отметим важный аспект — паническая атака, если состояние было именно таковым, возникала не в момент посадки в автотранспорт, а при появлении од­ной только мысли о необходимости ехать. Что же было вначале — поступок или слово, мысль? «Вначале было слово».)

В соматическом и неврологическом статусе отмечалось полное здоровье, каковое бы­вает только у профессиональных спортсменов. В психическом состоянии доктор фикси­рует ровное настроение, отсутствие психопродуктивной симптоматики, живые, адек­ватные эмоции, заинтересованность в успехе лечения, установку на проведение лечения голодом. Проводился курс РДТ длительностью 15 дней. Потерял в массе тела 10 кг. Курс голодания прерван досрочно в связи с появлением ОРВИ. Субъективно голодание переносил весьма мужественно и дисциплинированно исполнял все процедуры и назначения врача. Отмечалось улучшение состояния. Со слов больного, исчезли навязчивые сомнения и стра­хи, отмечал повышение настроения, жизненного тонуса и работоспособности.

(Итак, после первой госпитализации мы можем утверждать, что у пациента от­мечались в анамнезе несколько десятков панических атак, спровоцированных впер­вые реальной ситуацией угрозы для жизни. Раньше бы их, возможно, назвали диэн- цефальным или гипоталамическим кризом, ибо были и страх за жизнь, и кардиалги- ческие феномены, и нарушения вегетатики. Врачи диагностировали, естественно, то, что «ближе лежит». Была психогения, был страх за жизнь, связанный с психоге- нией, он навязчиво повторяется, значит — это невроз навязчивых состояний.)

Прошло 2 мес., и 28 января 1988 г. после перенесенного гриппа и физической нагрузки.

А.Н. в автобусе почувствовал себя плохо, «чуть не упал». Вновь появилась резкая слабость и неопределенный страх. Через три дня возникли давящая боль за грудиной, удушье, сердце­биение, какая-то «кожная реакция, обволакивающая мозг». Находился в постоянном нап­ряжении, трудно было совладать с собой. Сон сократился до минимума, шла беспрестанная переработка мыслей. Проводилась инсулинотерапия в малых дозах — до легкого оглушения в течение 2 нед., затем по его личной просьбе вновь начато лечебное голодание длительнос­тью 7дней. Состояние быстро начало улучшаться, и вскоре он был выписан из стационара.

(Можно констатировать возобновление болезненного состояния спустя два месяца после очередной экзогенной провокации — гриппа и переутомления. Вы­ход быстрый с помощью модернизированного сеанса РДТ. Выписан 11 марта, а уже 8 июня того же года поступает вновь в стационар. Пожалуй, ухудшение и третья госпитализация наиболее показательны в смысле истинной этиологии его заболевания.)

В конце мая 1988г. самостоятельно обратился к психотерапевту и прошел курс психоте­рапии. Затем съездил к бабке в деревню, предварительно загрузив себя большим количеством таблеток транквилизаторов, боялся, что в дороге ему станет плохо и он задохнется. Испы­тывал страх. После поездки к бабке чувствовал себя хорошо, но затем наступил срыв. Чувс­твовал себя вялым, разбитым, испытывал боли в груди, нехватку воздуха, чувство дурноты. Хуже чувствует себя после приема пищи. Полдня занимается на работе аутотренингом, расслабляется. Периодически появляется чувство резкой тревоги, боязнь умереть, боится «не дойти», «не доехать», когда пользуется городским транспортом. Сообщил, что дополни­тельным толчком явилось известие о появлении схваток у жены и отправки ее в роддом. Сразу же после этого появился страх за свою жизнь, за свое сердце.

(Что же мы видим? На этот раз приступы агарофобии были вызваны не испы­таниями или психогениями, связанными с самим пациентом, а ситуацией, свя­занной с началом родового процесса у жены.)

Самостоятельно принимал реланиум и тазепам. Проведен курс инсулинотерапии до состояния оглушения (25 оглушений). Входе лечения состояние постепенно купировалось, навязчивые страхи исчезли. Был выписан на поддерживающую терапию мепротаном и со- напаксом. 29 ноября, т.е. через 4мес., вновь поступает в мужское отделение ПНД в связи с усилением страха передвижения, особенно в другую часть города. Без сопровождения бо­ится ездить в автобусе. Позволял себе поездки только на частных автомашинах. В пси­хическом состоянии был полностью критичен, откровенен, сосредоточенным на своих мыслях и страхах. В отделении малозаметен, охотно помогал медицинскому персоналу в уходе за больными, в исполнении работы электрика. Лечение проводилось на этот раз только транквилизаторами, физиотерапией, 2,5 мг трифтазина и люминал на ночь. Спустя 2 нед. был выписан с улучшением домой. Проходит полгода. Мы узнаем из амбула­торной карты, что 26.06.89 г. А.Н. сам приходит к врачу и жалуется на усиление навяз­чивого страха, особенно при удалении от ГЭСа, места расположения психоневрологичес­кого диспансера. Старается не отъезжать далеко с ГЭСа. Амбулаторно получает лечение минимальными дозами трифтазина (1/4 и 1/2 таблетки амитрпитилина на ночь). Через год — вновь госпитализация в стационар. При этом несколько изменилась симптоматика. За неделю до поступления появилось ощущение комка в горле, страх остановки дыхания. Больше всего боится, что в автобусе станет плохо, автобус не остановится. В статусе записывается, что выражение лица — опечаленное, вздыхает, сообщает, что постоянно находится в напряжении, ожидая приступов страха удушья. В это время покрывается потом, испытывает «жуткий страх». Отмечается полная критика к своим пережива­ниям, осознает их безосновательность. Но самостоятельно справиться с ними не может. На сей раз получает 2,5 мг этаперазина, 15 мг хлорпротиксена, френолон 10 мг в день. Проводилось лечение психотерапевтом соседнего лечебного учреждения без особенного ус­пеха. Через 2 мес. лечения состояние вновь стабилизировалось. Шестой раз госпитализи­ровался в стационар 27.11.91 г. Ухудшение началось задолго до поступления, сразу же, как узнал о предстоящем переезде ПНД в новое здание. Заранее боялся, что при ухудшении состояния не сможет дойти до нового здания диспансера.