Ещё одна возможная жалоба больных с деперсонализацией — восприятие происходящего как во сне или как нереального. Эмоциональная дифференциация реальности со сном важна для автоматического соблюдения адекватности поведения в часы бодрствования (например, большей осмотрительности). Во время сновидения чувство объективной реальности (термин В.Х. Кандинского) отсутствует, поэтому человек может вести себя раскрепощённее, но при всём этом ему ничего не мешает верить в реальность происходящего. Правильное осознание пережитого во сне происходит при пробуждении с возвращением чувства объективной реальности, для чего даже не обязательно открывать глаза. Тут сновидение вспоминается с особым чувством призрачности. Иногда это чувство возникает и во время сна, но тогда нет веры в реальность происходящего. Даже при нормальной психической деятельности во сне между эмоциональным и рациональным компонентами переживаемого может быть несоответствие, но прямого противоречия нет. Психологическая и психиатрическая проблемы возникают из-за ощущения нереальности (призрачности) в мире, который рационально осознаётся как реальный. Здесь эмоции и когнитивная оценка находятся в прямом противоречии. Фактические жалобы могут включать даже «ослабление зрения», «расплывчатость границ предметов». Однако при этом удаётся установить, что во время таких переживаний, длящихся иногда часами, а иногда и днями, присутствует чувство, будто сон ещё не совсем кончился, и хочется протереть глаза, чтобы окончательно проснуться и лучше видеть.
Различное эмоциональное отношение проявляется к живому и неодушевлённому. У животных биологическое значение этой дифференциации очевидно: живое может представлять собой опасность или пищевую ценность. Восприятие людей как манекенов, омертвелости окружающего, своего тела или его части — нечастое, но наглядное проявление эмоциональной искажённости при деперсонализации. Безжизненность окружающего мира в целом может отражаться в переживании его «как нарисованного». Обратное искажение заключается в ощущении «дыхания жизни» в неодушевлённых предметах.
Биологически важна и дифференциация статичного и двигающегося, а также передвигающегося с разной скоростью (не случайно, животные для маскировки замирают или медленно подкрадываются). Особенно неадекватно (и для самих больных) выглядит переживание не только внешнего мира как застывшего, но и себя самого как остающегося на месте при реальном передвижении. Сюда же следует отнести и некоторые жалобы на «утрату» чувства времени. Люди часто ошибаются в оценке реального хода времени. Так для школьников одни уроки пролетают быстро, другие тянутся «бесконечно». Такие ошибки, хотя и досадные, не имеют отношения к деперсонализации и зависят от эмоциональной поглощённости происходящим. То же самое явление характерно и для патологической эмоциональной безрадостности, причём ощущение замедленности времени воспринимается депрессивными больными как субъективно понятное, естественное для скучающего или грустного настроения. Такие жалобы не представляют собой первичной патологии и не должны квалифицироваться как деперсонализация, которая возможна только при извращении эмоций, сопровождающих переживание времени. Это извращение и субъективно оценивается не как банальная ошибка, а как необычное явление (больной видит движение часовых стрелок, но время для него застыло на месте). Здесь возникают эмоции, сопровождающие переживание неподвижности, отсутствия перемен.
Интересно отметить, что в основе нарушения переживания времени могут лежать и другие, отмеченные выше эмоциональные искажения. При ощущении чуждости время может казаться лишённым сколько- нибудь субъективно значимого наполнения, «пустым». Чувство непоследовательности приводит к переживанию запутанности, неразберихи в чередовании событий. Возможно и искажение эмоций, сопровождающих воспоминания, в результате чего создаётся впечатление жизни, уходящей в прошлое, или «обратного хода времени». Фактически искажение здесь двойное: память о событиях отдалённого прошлого эмоционально окрашена таким же образом, как и представления о недавно случившемся или происходящем в настоящем, а последние или текущие события, наоборот, вызывают чувство давно минувшего. Для отмеченных разновидностей нарушенного переживания времени характерно сочетание не друг с другом, а с соответствующими эмоциональными искажениями, лежащими в их основе.
Человек и многие животные склонны настораживаться, а при необходимости и менять своё поведение, когда замечают, что за ними наблюдают. Эмоция, сопровождающая осознание такого наблюдения, может возникать и несообразно ситуации, т. е. когда рядом никого нет. Это чувство присутствия постороннего или «олицетворённая осознанность» — нередкий вариант деперсонализации, при котором больной чувствует то же самое, что и при чьём-то реальном взгляде на себя, прекрасно зная при этом, что за его спиной никого нет. Это чувство бывает столь интенсивным, что пациенты на всякий случай оборачиваются, чтобы лишний раз убедиться в отсутствии кого-либо за спиной. Субдепрессивный старшеклассник из-за социофобической робости имел обыкновение ходить по улицам, опустив голову, и видел людей не выше пояса. При этом у него иногда возникало ощущение, будто все на него смотрят. (В отличие от бреда, это деперсонализационное переживание не возникало, когда он воочию видел людей; к тому же он не переставал понимать, что это ему только кажется.) Случается, что присутствие постороннего ощущается даже и не за спиной, а в поле зрения (хотя рядом никого нет и не видно), и тогда нет нужды оборачиваться. Иногда это чувство сочетается с сенестопатией (предположительно, по аналогии с галлюцинациями воображения, способствуя её возникновению): ощущается что-то неопределённое на коже затылка или спины.
Для жизни в условиях групповой иерархии важно дифференцировать активное и произвольно независимое, с одной стороны, и ситуативно вынужденное или выполняемое подчинённо — с другой. Эта дифференциация также проходит с участием эмоционально-чувственного компонента. Ощущение вынужденности в своей деятельности и в поведении окружающих заставляет сравнивать себя и других людей с автоматами, роботами, запрограммированными исполнителями, заведёнными механизмами. Здесь чувствуется не непосредственное физическое управление со стороны каким-то лицом или аппаратом (как при психическом автоматизме), а следование чужой воле в силу её более высокого положения, безропотное подчинение тому, что положено или предназначено выполнять по необходимости.
Другое «социальное» ощущение направлено на формирование доверия или осторожности: эмоционально-чувственным образом поведение окружающих оценивается как естественное или неестественное, притворное (притворство известно и у животных). Искажённое переживание наигранности как вариант деперсонализации встречается редко, чаще это компонент острого чувственного бреда, при котором, во-первых, одновременно присутствует ощущение особого (скрытого) значения в поведении окружающих, во-вторых, нет рационального осмысления его как неадекватного, которое формируется по выходе из бредового состояния. Именно вторая особенность этого эмоционального искажения, представляющего собой компонент бредового расстройства, не позволяет констатировать его деперсонализационную природу.
Таковы искажения основных биологически значимых эмоций, которые нередко сочетаются друг с другом. Возможны и другие извращения, в частности специфичные для аффективных нарушений (о них будет сказано ниже). Некоторые варианты встречаются исключительно редко. Например, одному из пациентов А. А. Меграбяна одна половина собственного тела напоминала Маяковского, другая — Есенина, а посредине был он сам. Такое деперсонализационное перевоплощение — результат частичного замещения эмоционального представления о себе чувственными образами известных поэтов, эмоциональное отношение к которым сложилось в результате знакомства с их жизнью и творчеством.