В идеаторной сфере деперсонализационные чувства, противоречащие осознанию истинного положения дела, оцениваются с дополнением «как будто», отражающим критическое отношение к данной эмоциональной патологии и понимание субъективности переживаемого. Лишь при крайней интенсивности искажённых эмоций у пациентов появляются сомнения в неадекватности ощущаемого ими; они могут перепроверять, например, действительно ли они сохранили «жизненность», способны ли произвольно двигаться. Такие проверки позволяют, хотя и не всегда, чувственно подтвердить правильное понимание реального положения дел, что приносит временное субъективное облегчение. При убеждении, что чувства не обманывают, речь идёт уже о бредовом расстройстве.
Идеаторному переживанию деперсонализации особую яркость и даже причудливость придает способность некоторых больных к образному воображению. Испытываемое отчуждение этими пациентами всех своих психических процессов или части из них способствует наглядным представлениям, что они как бы наблюдают себя со стороны или что они духовно раздвоены. Искажение целостного эмоционального восприятия своего мысленного пространства или своего тела формирует воображаемые образы функционирования лишь одной половины своего мозга или разобщённой жизнедеятельности внутренних органов. Иногда наглядные представления имитируют галлюцинаторные или иллюзорные обманы восприятия. Например, один пациент заявлял, что он «видит» окружающую действительность как фрагментированную на треугольники, которые своими вершинами сходятся на его позвоночнике. (На самом деле уточнение позволило установить отсутствие зрительного искажения, речь шла о наглядном воображении.) Сколь бы ни были вычурны такие представления, патологично лишь способствующее их возникновению извращение эмоционального компонента самоощущения. Богатое воображение — это не патология, а дар, хотя и проявляющий её с большей наглядностью. Другое дело, если на этой почве возникают галлюцинации воображения, например аутоскопические (т. е. воображаемые образы приобретают качества физикальности), и психосенсорные расстройства, представляющие собой патологию зрительного восприятия, или же развивается бред воображения, относящийся к патологии содержательного мышления. В каждом конкретном случае следует оценивать, идёт ли речь об, условно говоря, трансформации деперсонализационных расстройств в иную симптоматику (например, психосенсорные нарушения, сенестезии или сенестопатии) или они сохраняются наряду с ней.
Нередко при деперсонализации имитируется неспособность к наглядному представлению, например, своего тела или какой-то его части. Пациенты могут жаловаться на пустоту в голове, отупение, неполноту восприятия. Объективно эти жалобы не подтверждаются: больные обычно могут хорошо описать то, что им «не удаётся» представить, логично и чётко излагают свои мысли. Фактически их жалобы на невозможность замечать всё-таки характеризуемые ими нюансы происходящего означают, что они прекрасно осведомлены о существовании этих деталей окружающего. Имитация интеллектуальной несостоятельности при деперсонализации обусловлена неадекватным возникновением таких эмоций, которые в иных случаях сопровождали бы осознание своей мыслительной беспомощности, неспособности к произвольным психическим актам или бессвязности происходящего. Намеренное сосредоточение на мыслительной задаче или представляемых образах усиливает расхождение между идеаторной деятельностью и её эмоциональной окраской, что ещё больше отвлекает от выполнения интеллектуальных операций, поэтому реальная продуктивность в сфере мышления повышается, когда больной выполняет мыслительные операции непроизвольно, спонтанно.
Деперсонализация как первичное искажение эмоционального самоощущения обычно вызывает эмоциональную реакцию, которая может заключаться в озадаченности, удивлении, переживании чувства странности, неадекватности или неприятности происходящего. Соответственно, пациенты могут задаваться вопросами, с ними ли это происходит или же что-то изменилось вокруг них, каким образом или почему они так ощущают себя в мире, откуда у них такое внутреннее ощущение. Эта эмоциональная реакция сама по себе не является патологической, но иногда её присутствие позволяет легче распознать деперсонализацию. При рецидивировании деперсонализационных феноменов отмеченная эмоциональная реакция обычно постепенно стирается. В случае как врождённой, так и формирующейся вследствие болезни эмоциональной блёклости (дефицитарности) эта реакция бывает изначально слабо выраженной, представленной преимущественно рациональным обдумыванием непривычного явления.
Эмоциональная реакция на деперсонализационные переживания нередко зависит и от общего аффективного фона: при тревожных состояниях они могут вызывать страх, при депрессии они тягостны, при мании воспринимаются с удовольствием.
Как и другие нарушения аффективно-эмоциональной сферы, деперсонализация может преимущественно затрагивать разные её стороны. Иногда она проявляется в виде аффекта, окрашивающего все психические переживания, иногда — в виде эмоциональных кратковременных реакций или же накладывает отпечаток в основном на эмоциональные отношения. В первом случае речь может идти, например, об ощущении чуждости, которое присутствует при восприятии всего окружающего и осознании Я. Нельзя также исключить, что неподобающая эмоция при деперсонализации сосуществует хотя бы с частично сохраненным адекватным эмоциональным переживанием (т.е. имеется противоречие не только между эмоциональной и когнитивной оценками, но и между эмоциями). Возможно, интенсивность деперсонализации зависит именно от этого соотношения, из-за чего «уже виденное», например, иногда переживается как нюанс, а в других случаях — очень ярко. Противоречивость эмоций при деперсонализации наиболее хорошо объясняет упоминавшееся выше её сходство с эмоциональными состояниями в необычных ситуациях.
В качестве эмоциональной реакции деперсонализация может длиться секунды или минуты. Школьник в начале урока (когда психологическое напряжение достигает самого высокого за день уровня) бросает взгляд на свою тетрадку, и первые слова учителя, поведение одноклассников воспринимаются им с таким же ощущением узнавания, которое возникло бы при воспроизведении в памяти этой конкретной ситуации как уже случившейся в прошлом. Он прекрасно помнит, что происходящее именно сейчас не случалось ранее, но чувство знакомос- ти заставляет его задуматься, откуда оно, не виделась ли эта обстановка во сне, не рисовалось ли прежде что-то подобное в воображении.
Деперсонализация может парциально сказываться и на эмоциональном отношении пациента к знакомым и близким, которые становятся будто бы чуждыми. Это не утрата истинной эмоциональной близости и не отношение к ним как к чуждым по духу, а появление неадекватного ощущения непричастности к ним (подробнее см. выше). Несоответствие этого ощущения, с одной стороны, и субъективной заинтересованности в близких людях, с другой, вызывает неудовольствие пациента. Может нарушаться, например, и эмоциональное отношение к тем происходящим вокруг больного событиям, которые рационально оцениваются как связанные между собой, но воспринимаются с ощущением непоследовательности и разобщённости.
Важно иметь в виду, что, хотя деперсонализация и не является обязательным компонентом других психических расстройств, она нередко сочетается с ними, обнаруживая при этом известную предпочтительность в своих проявлениях. Так, для депрессии характерно переживание тусклости, «утраты» яркости красок окружающего, когда больные в процессе восприятия мира испытывают те же эмоции, что и при взгляде на что-то заурядное, серое, скучное. Сюда же относится и пресный вкус пищи. Деперсонализационная отстранённость от близких, восприятие отношений с ними как безликих могут вызвать недовольство, но мучительность утраты чувств к ним возникает лишь при дополнительном наличии ангедонии, что заставляет полагать, что болезненный, а не просто неприятный характер утраты чувств является реакцией именно на анге- доническую потерю радости от межперсональных взаимосвязей. Независимо от фактического снижения умственной продуктивности при депрессии может возникать чувство неполноты понимания, сохраняющееся даже при продуктивном выполнении несложных мыслительных операций. Начальные проявления этого варианта деперсонализацион- ного нарушения выступают в виде чувства «тумана», «пустоты» в голове. Здесь также речь идёт о неадекватном возникновении такого же эмоционального переживания, как и в случае действительной невозможности осмыслить что-либо до конца, не пропуская деталей. Достаточно типичны для депрессии и ощущения нечёткости зрительного восприятия при полном отсутствии снижения зрения. «Общим знаменателем» всех этих разновидностей депрессивной деперсонализации является их созвучность чувству неудовлетворённости. При маниях деперсонализацион- ные эмоции имеют обратный знак: вместо отчуждённости испытывается субъективно явно неадекватная сопричастность ко всему происходящему вокруг, которое воспринимается необычно ясно, живо, собственные мыслительные способности кажутся более заострёнными, чем на самом деле (это могут понимать и сами больные).
Вопрос о сочетании деперсонализации с другими психопатологическими феноменами заслуживает специального рассмотрения. Например, при ней часты искажения общего чувства (сенестезии) в виде переживания телесной тяжести или лёгкости, которые, сопровождаясь образными представлениями, лежат в основе нарушений схемы тела, что лишний раз указывает на отмечавшуюся А. К. Ануфриевым близость эмоциональных расстройств с нарушениями чувствительности.