Большинство психиатров вслед за К. Ясперсом рассматривают некри­тичность как интеллектуальную слабость. В таком понимании этот термин становится дублирующим и теряет смысл. Видимо, поэтому в руководствах по психопатологии он специально и не анализировал­ся. Э. Крепелин, считая некритичность производной от сильных аф­фектов, помрачения сознания или снижения интеллекта, указал на неё как на предпосылку бреда (в 8-м издании своего учебника), хотя эта предпосылка была для него не настолько важной, чтобы упомянуть о ней в переиздававшемся позднее «Введении в психиатрическую клинику».

Тем не менее некритичность представляет собой особую форму на­рушения организации мышления (а именно её недостаточность), ко­торая заслуживает специального внимания, тем более что встречается она не реже депрессивного аффекта, т. е. намного превышает половину случаев функциональной патологии, хотя и не выявляется у всех паци­ентов без исключения. Кроме того, важность анализа некритичности связана и с тем, что её проявления (например, когда некритично следу­ют чужим мнениям) могут ошибочно приниматься за бред.

Критические способности определяются вынесением суждений, которые адекватны информированности, в том числе образовательному уровню индивидуума и его интеллектуальным способностям (напри­мер, адекватны способностям к использованию логики). Соответствен­но, некритичность заключается в вынесении суждений без использования в полной мере своих интеллектуальных способностей (вопреки необходи­мости). Такие суждения не обязательно вербализованы или внутренне чётко сформулированы, они скорее могут подразумеваться на основа­нии отдельных поступков больного или его поведения в целом. Напри­мер, если человек не счёл нужным приобрести хотя бы минимальный набор используемых в его социальном кругу бытовых навыков и норм поведения, хотя они ему доступны и не могут не пригодиться, то это свидетельствует о его некритичности.

Некритичностью наделён гоголевский Хлобуев, запустивший и по­этому вынужденный продавать своё имение помещик. Собеседники «были совершенно обворожены его речами и готовы были признать его за умнейшего человека», «так хорошо и верно видел он многие вещи, так метко и ловко очерчивал немногими словами соседей помещиков, так ясно видел недостатки и ошибки всех». Но все его планы по выхо­ду из своего затруднительного положения «были до того нелепы, так странны, так мало истекали из познанья людей и света, что оставалось пожимать только плечами да говорить: «Господи боже, какое необъят­ное расстоянье между знаньем света и уменьем пользоваться этим зна­ньем!» (курсив Н.В. Гоголя.)

В связи с использованием термина «некритичность» необходимо различать несколько понятий — и по сущности, и по клиническому значению.

Прежде всего следует выделить понятие «псевдонекритичность», подразумевающее сохранение адекватных суждений при нерациональ­ном или социально неодобряемом поведении. Спиноза вряд ли был первым, назвав человека рабом своих страстей. Эмоциональная моти­вированность поведения может, не нарушая рациональных суждений, дезактуализировать их. Например, при рискованных поступках их мо­тивом может быть не только и даже не столько расчёт на успех, сколько стремление к браваде. Последствия своего поведения при псевдонекри- тичности предвидятся в достаточной мере, шансы на благополучный ис­ход дела оцениваются адекватно, а возможность ошибочного решения в неоднозначных обстоятельствах понимается с самого начала. Базис­ные ценности индивидуума во многом определяются эмоциональны­ми предпочтениями, и при псевдонекритичности выполнение той или иной деятельности, выбор той или иной линии поведения определяют­ся далеко не только гарантированностью успеха, но и эмоциональным удовлетворением от процесса деятельности или от нравственной право­мерности занятой позиции. Когда увлечение азартной игрой определя­ется не убеждённостью в особой благосклонности судьбы, а желанием пережить радостное возбуждение вопреки пониманию, что выигрыш маловероятен, это и есть псевдонекритичность. Ради эмоционального самоутверждения люди могут доходить до абсурда в противостоянии обстоятельствам или окружающим.

Клиническое значение псевдонекритичности (когда таковое име­ет место) относительно невелико, поскольку она вряд ли бывает един­ственным признаком болезненного состояния (и уж тем более не пред­ставляет собой первичного патологического феномена). Тем не менее если в какой-то период пациент начинает обнаруживать псевдонекри­тичность, то это может свидетельствовать об эпизоде аффективного на­рушения. Усиление влечений, например лудиоманического, чаще про­исходит при гипоманиях, но по компенсаторным механизмам встре­чается и при субдепрессиях. В рамках субдепрессий пациенты могут становиться не в меру щепетильными, предъявляя завышенные мораль­ные требования как к себе, так и к окружающим, хотя и сами понимают неадекватность своих претензий. Разумеется, всё это не означает, что неадекватные поступки во время аффективных эпизодов непременно представляют собой псевдонекритичность. Наоборот, чаще всего речь идёт об истинной некритичности, в проявлении которой значение эмо­ционального состояния бывает ограниченным. Например, неуместная шутка в состоянии гипомании провоцируется желанием повеселиться, но не обязательно сводится к нему, поскольку часто отражает и неадек­ватность оценки ситуации. Точно так же возможно объяснить эмоци­ональным состоянием попытку депрессивной пациентки покончить с собой, но если она осуществляет её с помощью 5 таблеток аспирина, одного из наиболее широко употребляемых населением средств, то это свидетельствует об истинной некритичности.

Понятие «эмоциональная некритичность» исходит из целесообраз­ности учитывать суждения, ошибочность которых производна от эмо­циональной мотивированности, сильных эмоций или эмоциональной недостаточности. В случаях аффективной некритичности нельзя с уве­ренностью утверждать наличие когнитивной слабости, поскольку вы­сокая организованность мышления лишь предположительно обеспечи­вает безошибочность суждений и адекватность поведения независимо от эмоционального состояния. Таким образом, эмоциональная некри­тичность ясно указывает на (эмоциональную) патологию, только если патологичны приведшие к ней проявления эмоциональности.

В норме эмоциональная некритичность может выступать в виде некой однобокости суждений при самых разных сильных эмоциях, как отрицательных (страх, негодование и пр.), так и положительных, на­пример в случае особой увлечённости какой-то идеей. Так, знамени­тый патолог И. В. Давыдовский, увлёкшись раскрытием значения при­способительных реакций в патологическом процессе, дал следующее «полное» определение болезни: «это жизнь, форма приспособления организма к существующим условиям». Понятно, что с таким же ус­пехом эту дефиницию можно отнести и к понятию здоровья, хотя сам Ипполит Васильевич справедливо указывал на необходимость проти­вопоставления этих категорий. Особенностью данного варианта некри­тичности является нестабильность, возможность быстрого исправления неправомерного суждения, стоит лишь намекнуть на ошибку.

Некритичному поведению может способствовать и эмоциональ­ная недостаточность, когда возможности эмпатического сопережива­ния ограничены и эмоциональное отношение к себе не улавливается в полной мере. В таких случаях больные могут обнаруживать опре­делённую степень бестактности, быть излишне навязчивы или откро­венны (при так называемой «регрессивной синтонности» или «аутизме наизнанку»), досаждать окружающим другими проявлениями неумес­тной активности или, наоборот, оставаться не вовлечёнными во взаи­модействие с окружающими, несмотря на их интерес к себе и в ущерб себе.и (участники раскопок) счи­тают, что это неизвестный ранее вид примата («хоббит»), другие — что это homo sapiens, но страдавший патологией (позднее предположили, что это пигмей с микроцефалией). И хотя по мере накопления данных перевешивали аргументы то одной, то другой стороны, остаётся удив­ляться, с какой неизменной убеждённостью представители сторон со­храняли свои взгляды.