Бред. Ложная диагностика бреда

Выявление лишь порождённой некритичностью неадекватности поведения при отсутствии отмеченных выше особенностей представле­ний, которыми руководствуется индивидуум (независимо от того, оши­бочны они или нет), не должно служить основанием для диагностики бреда. Степень неадекватности такого поведения зависит от глубины некритичности, но ни она сама по себе, ни возможная неправомерность взглядов ещё не свидетельствуют о развитии бреда. В подобных случаях психиатрам чаще всего приходится дифференцировать бред с неадек­ватной изобретательской, сутяжной и разоблачающей деятельностью. Она обычно проявляется на фоне не только некритичности, но и хо­тя бы стёртого гипоманиакального (или смешанного) аффекта, благо­даря которому эти пациенты действуют особенно вдохновенно и напо­ристо, с неоправданной, но несокрушимой оптимистичностью рассчи­тывая на успех. Разоблачители пытаются исправить то, что напрямую к ним не относится, часто обнаруживая неприятие некоего общего со­циального явления, которое и в обществе принято рассматривать как негативное. Изобретатели и сутяги по мере нарастания некритичности ведут себя всё нелепее, что нередко (но неверно) расценивается как «трансформация» сверхценности в бред. Неудивительно, что при этом обычно трудно определить, когда именно произошла такая «трансфор­мация». По существу, в таких случаях невозможно сделать однознач­ное заключение о том, что содержание сверхценностей несообразно личностным особенностям больных или их прежнему опыту. На самом деле, единственный признак, позволяющий установить бред у больных с изобретательскими, разоблачительскими или сутяжными идеями, за­ключается в интуитивности проникновения в научную проблему, инту­итивности осознания своей новой мессианской роли или появившегося неблагожелательного к себе отношения. При отсутствии этого крите­рия можно констатировать лишь наличие сверхценностей, в том чис­ле и у больных с нарастанием негативно-дефицитарной симптоматики (некритичности) в рамках простой шизофрении. (Об ошибочных ин­терпретативных заблуждениях см. ниже — бредовые интерпретации.)

Ложной диагностике бреда способствует ограничение его характе­ристики ошибочностью, неисправимостью содержания и непостижи­мостью возникновения. Эти штампы не вполне точны и, что особенно важно, не достаточны. Бредовые идеи строятся на интуиции, поэтому как бы убеждённо («одержимо») и неадекватно больной ни следовал своим сверхценным взглядам, основанным на собственной логичес­кой ошибке или почерпнутым от других, хотя бы «творчески» разви­тым до нелепого гротеска (например, разрабатывая систему «ради­кального» оздоровления), насколько бы непостижимо ни выглядели его убеждения, их нельзя считать бредовыми. Важно не что больной думает, а как он пришёл к этой мысли и как она сохраняется. Непос­тижимо не содержание бреда, поскольку оно архетипически значимо, отражая банальные психологические комплексы (например, возмож­ность причинения ущерба социумом или претензии на более высокое положение в нём), а развитие бредовой некритичности: каким образом убеждённость в верности своей догадки сосуществует с пониманием неубедительности догадок вообще. Пациенты напряжённо обдумыва­ют бредовые сюжеты, не жалея усилий, иногда используя (хотя и од­нобоко) логику для подтверждения своих болезненных представлений, но о том, что их мнение исходно основывается всего лишь на догадке, они должным образом не задумываются. Кстати, говоря о «непостижи­мости» возникновения бреда, нельзя не задаться вопросом, каким обра­зом можно «постигнуть» аутохтонное развитие любой психиатрической симптоматики. Например, как у человека с биографией оптимиста без видимых причин возникает депрессия? Более того, порой непостижимо появление вполне здравых, но нестандартных мыслей.

Для более детального анализа бредовых расстройств необходимо иметь в виду течение и разновидности мыслительных процессов в нор­ме. С психиатрической точки зрения, можно выделить четыре основ­ных типа мышления: интуицию, воображение (фантазирование), ло­гический анализ (интерпретация) и ассоциации. При этом абсолютное противопоставление интуиции другим типам мышления невозможно, поскольку именно она предоставляет набор догадок в качестве мате­риала и для фантазирования, и для логического анализа, и для ассо­циативного процесса. Идея опирается на инстинкт или опыт, поэтому предпосылкой адекватности мышления является их критическое ис­пользование.

Онтогенетически интуиция формируется в первую очередь: в ран­нем возрасте для умозаключений о текущей ситуации, её причинах и перспективе используются главным образом клишированные пред­ставления из прошлого опыта, которые сложились в аналогичных или близких условиях. Кроме личного опыта интуитивные решения осно­вываются и даже в первую очередь на врождённых инстинктах. Готовые умозаключения, оценки и представления, адекватность которых приме­нительно к реальным задачам или условиям остаётся непродуманной, и составляют суть интуиции. Субъективно интуиция воспринимается как мнение «ниоткуда» (или «откуда-то изнутри»). Фантазирование (во­ображение) представляет собой произвольный, активный процесс и до­полняет имеющийся опыт или знания о реальности предположениями. Назначение воображения — в обыгрывании возможных вариантов как прошлого, так и настоящего и будущего. Это полезно для подготовки к различным ситуациям, к неожиданному ходу событий. Содержание воображения зависит не только от реальности и насущной необходи­мости, но и от эмоциональных потребностей. Поэтому в воображении часто рисуются (с разной степенью наглядности представлений) соот­ветствующие желания, в частности основанные на инстинктах, и воп­лощаются страхи. Если воображаемое принимается за реальность или допускается как возможное с излишней долей вероятности, это свиде­тельствует о некритичности. С возрастом по мере развития навыков ло­гического анализа последние всё чаще привлекаются для более строгой оценки верности интуитивных догадок и правдоподобности или реали­зуемости содержания воображения. Логика (также произвольный, ак­тивный тип мышления) обеспечивает правомерность, обоснованность умозаключений. Однако существует и необходимость перехода с обду­мывания одной темы на другую для сопоставления оценок в рамках бо­лее широкого познавательного контекста. Этот переход осуществляется на основании выявления хотя бы частичного либо условного сходства между объектами или событиями. Такое распространение содержания мыслительного процесса «вширь» по условному или частичному сход­ству и происходит (как произвольно, так и непроизвольно) с помощью символических ассоциаций. Символы рано начинают использовать­ся в игровой деятельности. Конкретное оформление символических представлений, степень их условности зависят от богатства воображе­ния: одни дети могут разыграть баталию, где бойцов символизируют жёлуди, тогда как другие не могут обойтись без оловянных солдатиков.