Несмотря на нередко синонимичное употребление понятий истерической и конверсионно-диссоциативной симптоматики, их целесообразно различать как не совпадающих по смыслу. В результате информативность психопатологической терминологии только возрастёт. Более столетия назад понятия «диссоциация» и «конверсия» отражали представления о патогенетических механизмах развития истерической симптоматики. Предполагалось, что вследствие расщепления (диссоциации) психической сферы (под влиянием психогений) у больного формируется независимая от его сознания психологическая структура, которая и обнаруживает себя диссоциативной симптоматикой. Конверсия же обозначала превращение скрытых психологических комплексов или проблем в неврологическое (при более строгом понимании термина) и соматоневрологическое, т. е. вегетативно обусловленное (при более широком понимании термина), расстройство.
В этом изначальном смысле понятие «конверсионно-диссоциативная симптоматика», равно как и понятие «истерия» в целом, выражали не психолого-неврологический, а этиопатогенетический подход к дифференциации патологии. По замечанию К. Ясперса, истерия в широком понимании означает психогенность (она рассматривается здесь как четвёртая классификационная ось в психопатологии). Ясно, что предположительно психогенное происхождение может иметь не только конверсионно-диссоциативная симптоматика, поэтому к истерии относили и психозы. В качестве общих для истерической симптоматики описательных признаков выделялись три: яркость, динамичность и зависимость её выраженности или появления от ситуационных условий (например, когда она возникает только на глазах у окружающих).
Нет жёсткой взаимозависимости между наличием конверсионно-диссоциативных расстройств (выделяемых по психолого-неврологи- ческому принципу) и свойственной истерии клинической окраской состояния. С одной стороны, в настоящее время конверсионно-диссоциативная симптоматика наблюдается в сочетании с соматоформной патологией и стёртыми депрессиями, зачастую не отличаясь ни драматичностью выражения, ни отчётливой связью с ситуационными влияниями. С другой стороны, яркость, динамизм и ситуационная зависимость от внешней обстановки могут характеризовать разные виды психиатрической симптоматики. Собственно, это и не позволяет признать синонимичность терминов истерии и диссоциативно-конверсионных расстройств.
Разумеется, истерический тип симптоматики, который определяется как сравнительная характеристика, может быть установлен с достаточной определённостью далеко не всегда. Квалификация симптоматики как истерической затрудняется не только сравнительным характером критериев, позволяющих учитывать лишь степень их выраженности, без альтернативного противопоставления случаев, но и необходимостью использования нескольких критериев, хотя они совсем не обязательно представлены в пропорциональном соответствии друг другу (например, при явной зависимости от ситуационных факторов симптоматика может не отличаться особенной яркостью). Тем не менее об истерическом типе расстройств можно говорить, если, например, депрессивный аффект выражается как отчаяние, которое охватывает пациента при малейшей неприятности, но быстро сменяется облегчением. Сенестопатий при этом носят особенно тягостно-мучительный характер. Так, больной испытывает не банальное жжение, а «обжигание» будто кипятком или раскалённым железом. Деперсонализационное переживание неестественности происходящего вызывает отвращение, близкое к ощущению тошноты, и возобновляется, как только предвидится возможность сбоя в рутинном ходе дел.
Истерическую окраску имеют наиболее пластичные и эмоционально значимые варианты галлюцинаций воображения и бреда воображения, в возникновении или содержании которых можно усматривать особенно заметную роль индивидуальных психологических комплексов (кататимных или сверхценных: см. раздел «Психическая патология и норма: идеоманы»). Так, больная по существу произвольно вызывает знакомый зрительный галлюцинаторный образ, с которым обсуждает волнующие её темы. Эти беседы для неё интересны, и она опасается, что врачи его «изведут», если она о нём расскажет. В рамках реактивных состояний галлюцинации воображения, перекликающиеся с конкретными желаниями и надеждами или опасениями и горестями пациента, достаточно нередки. Бредовые измышления вплетают в круг обыденных событий мистические происшествия, избиения и изнасилования, тайно проведенные хирургические операции, что может дополняться «воспоминаниями» о давнишних дружеских или интимных отношениях с известными всей стране лицами.