Несмотря на нередко синонимичное употребление понятий исте­рической и конверсионно-диссоциативной симптоматики, их целесо­образно различать как не совпадающих по смыслу. В результате ин­формативность психопатологической терминологии только возрастёт. Более столетия назад понятия «диссоциация» и «конверсия» отражали представления о патогенетических механизмах развития истерической симптоматики. Предполагалось, что вследствие расщепления (диссо­циации) психической сферы (под влиянием психогений) у больного формируется независимая от его сознания психологическая структура, которая и обнаруживает себя диссоциативной симптоматикой. Конвер­сия же обозначала превращение скрытых психологических комплексов или проблем в неврологическое (при более строгом понимании терми­на) и соматоневрологическое, т. е. вегетативно обусловленное (при бо­лее широком понимании термина), расстройство.

В этом изначальном смысле понятие «конверсионно-диссоциа­тивная симптоматика», равно как и понятие «истерия» в целом, вы­ражали не психолого-неврологический, а этиопатогенетический под­ход к дифференциации патологии. По замечанию К. Ясперса, истерия в широком понимании означает психогенность (она рассматривается здесь как четвёртая классификационная ось в психопатологии). Яс­но, что предположительно психогенное происхождение может иметь не только конверсионно-диссоциативная симптоматика, поэтому к истерии относили и психозы. В качестве общих для истерической симптоматики описательных признаков выделялись три: яркость, ди­намичность и зависимость её выраженности или появления от ситу­ационных условий (например, когда она возникает только на глазах у окружающих).

Нет жёсткой взаимозависимости между наличием конверсионно-­диссоциативных расстройств (выделяемых по психолого-неврологи- ческому принципу) и свойственной истерии клинической окраской состояния. С одной стороны, в настоящее время конверсионно-дис­социативная симптоматика наблюдается в сочетании с соматоформной патологией и стёртыми депрессиями, зачастую не отличаясь ни драма­тичностью выражения, ни отчётливой связью с ситуационными влия­ниями. С другой стороны, яркость, динамизм и ситуационная зависи­мость от внешней обстановки могут характеризовать разные виды пси­хиатрической симптоматики. Собственно, это и не позволяет признать синонимичность терминов истерии и диссоциативно-конверсионных расстройств.

Разумеется, истерический тип симптоматики, который определяет­ся как сравнительная характеристика, может быть установлен с доста­точной определённостью далеко не всегда. Квалификация симптомати­ки как истерической затрудняется не только сравнительным характером критериев, позволяющих учитывать лишь степень их выраженности, без альтернативного противопоставления случаев, но и необходимостью использования нескольких критериев, хотя они совсем не обязательно представлены в пропорциональном соответствии друг другу (например, при явной зависимости от ситуационных факторов симптоматика может не отличаться особенной яркостью). Тем не менее об истерическом типе расстройств можно говорить, если, например, депрессивный аффект выражается как отчаяние, которое охватывает пациента при малейшей неприятности, но быстро сменяется облегчением. Сенестопатий при этом носят особенно тягостно-мучительный характер. Так, больной испытывает не банальное жжение, а «обжигание» будто кипятком или раскалённым железом. Деперсонализационное переживание неестест­венности происходящего вызывает отвращение, близкое к ощущению тошноты, и возобновляется, как только предвидится возможность сбоя в рутинном ходе дел.

Истерическую окраску имеют наиболее пластичные и эмоциональ­но значимые варианты галлюцинаций воображения и бреда воображе­ния, в возникновении или содержании которых можно усматривать особенно заметную роль индивидуальных психологических комплек­сов (кататимных или сверхценных: см. раздел «Психическая патология и норма: идеоманы»). Так, больная по существу произвольно вызывает знакомый зрительный галлюцинаторный образ, с которым обсуждает волнующие её темы. Эти беседы для неё интересны, и она опасается, что врачи его «изведут», если она о нём расскажет. В рамках реактивных состояний галлюцинации воображения, перекликающиеся с конкрет­ными желаниями и надеждами или опасениями и горестями пациента, достаточно нередки. Бредовые измышления вплетают в круг обыден­ных событий мистические происшествия, избиения и изнасилования, тайно проведенные хирургические операции, что может дополняться «воспоминаниями» о давнишних дружеских или интимных отношени­ях с известными всей стране лицами.