Негативные расстройства при шизофрении

Нажитая шизоидизация личности как один из вариантов дисгармонии прояв­ляется прежде всего в нарастании аутизма, но уже как результата текущего болез­ненного процесса. И мы сейчас переходим к основным негативным расстройст­вам, наблюдающимся при шизофрении, без знания и констатации которых не­возможна диагностика этого заболевания в рамках доказательной медицины.

К дисгармонии личности и падению энергетического потенциала относятся те негативные расстройства при шизофрении, которые с начала XX столетия пыта­лись описывать многие авторы в поисках «основного расстройства при шизофре­нии». И первое негативное расстройство, одно из самых загадочных, но очень часто встречающихся при шизофрении, ставящее как бы печать принадлежности к главному психическому заболеванию, - аутизм. При этом психиатр должен от­личать аутистическое мышление и аутизм как негативное расстройство. Под аутистическим мышлением мы должны понимать, как и Е. Блейлер, особую фор­му мышления с присущими ему психологическими механизмами и встречающу­юся действительно и у здоровых, и у больных [8]. А вот в разделе, посвященном деменции при шизофрении, Ясперс описывал особые изменения личности у хро­нических обитателей психиатрических больниц: «У всех шизофренических лич­ностей есть нечто такое, что ставит нашу способность к пониманию в тупик: странность, чуждость, холодность, недоступность, ригидность; эти признаки оче­видны даже в тех случаях, когда больные ведут себя вполне разумно. Нам может казаться, что мы не лишены способности к пониманию предрасположенностей, максимально далеких от наших собственных; но при непосредственном контакте с больными шизофренией мы ощущаем некую не поддающуюся описанию лаку­ну» [79]. Исключительно точное описание ощущений и чувств врача при обще­нии с аутичным больным. Но в той же работе Ясперс, проводя параллель между понятием «эмоциональной тупости» старых авторов и аутистическим мышлени­ем Блейлера, соглашается с последним в оценке сути феномена аутизма именно как проявления измененного мышления. Между тем, если оценивать личность аутичного больного как нечто более-менее целостное, то несомненно, что изме­нение мышления — только небольшая часть феномена и исчерпываться аутисти­ческим мышлением аутизм больных шизофренией не может. Под аутизмом обычно понимают уход в мир собственных внутренних переживаний человека, уход душевный, отгораживание человека от окружающих его людей непробивае­мой стеной, установление непреодолимой дистанции между аутистом и осталь­ными людьми, включая и самых близких. При этом человек может продолжать жить в том же самом доме, той же самой комнате, с теми же близкими и родными людьми. В доме поселился квартирант. Так часто отзываются о больном с аутиз­мом. Появление и нарастание аутизма может сопровождаться изменением так на­зываемой «среды существования души», о которой писал К. Ясперс в своей пси­хопатологии. Человек не только душевно, но и физически отделяет себя от мира. Он может в квартире поставить гипсокартонную стенку, отгородиться шкафом, ширмой, установить камеру наблюдения за общим коридором, чтобы не вылезать из своего угла при появлении непрошенных гостей. Если учесть, что для него непрошенными являются почти все, то пребывание в этом углу становится ос­новной формой жизни. На коврике у кровати могут висеть непривычные для обычного жилища копии малоизвестных картин Босха, Дали, Пикассо, сразу же придающие этому аутистическому островку несколько зловещий характер. Рядом с журнальным столиком могут располагаться альбомы с засушенными трупиками насекомых, коллекцией старых трамвайных билетов. У одного пациента имелась коллекция аккуратно вырезанных листочков бумаги с засушенными плевками жителей дома. Назначение такой коллекции он не мог объяснить никому.

Один молодой человек, отгородившийся от мира внутрикомнатной стенкой, устроил нечто вроде переговорного устройства, через которое поддерживал связь в случае необхо­димости с обитателями квартиры. Стенка представляла собой двойную деревоплиту, в которой в полутора метрах от пола было вырезано окошечко в виде маленькой форточ­ки. Мать больного, желающая с ним поговорить или позвать, стучит маленьким кулач­ком в стенку. Форточка приоткрывается, появляется осунувшееся лицо сына и молча взирает на мать. Мать протягивает тарелку с супом, сын молча забирает ее, уносит внутрь своей каморки и в одиночестве ест. Жуткая картина, напоминающая общение надзирателя с камерником-смертником.

Строчка известной песни В. Леонтьева «Я — одинокий бродяга вселенной» как нельзя лучше передает суть аутизма.

В одном из многоэтажных домов полумиллионного города живет семья. Отец и мать удивительно похожи. Немногословные, нелюдимые, всегда вежливо встречают соседей, здороваются. Сын с пятнадцати лет болен шизофренией. Наряду с другими психопродук­тивными нарушениями у него отчетливо выявляется аутизм. Он месяцами и годами не выходит из своей квартиры. Встречаясь случайно с соседями, он не смотрит на человека, отворачивает голову в сторону, молча проходит мимо. На вопросы, задаваемые ему сосе­дями, только что поселившимися в доме и не знающими молодого человека ранее, он не от­вечает. О чем-то сосредоточенно думает, иногда что-то бормочет про себя. Он настоль­ко погружен в свой внутренний мир, свои переживания, что отец одной из девушек, про­живавшей в том же подъезде, только спустя 13лет после окончания школы дочерью вдруг узнал (как, впрочем, и сама девушка), что наш пациент был влюблен в нее. Все тринад­цать лет он вместе с другими своими переживаниями носил в своем сердце и душе чувство влюбленности к соседке, не посвящая никого в свои переживания. Сестра этого юноши, не будучи психически больной, внешне ведет себя еще более отчужденно. Как каменная ста­туя она проходит мимо сидящих на скамеечке во дворе бабушек. Если бы это была не де­вушка, а мужчина, можно было словами поэта описать появление этого человека, как по­сещение мира людей «каменным гостем». Проходя мимо этой девушки, поздоровавшись с нею, соседи слышали еле-еле произнесенное «здрасьте». Ни единым мускулом лица, ни движением бровей, ни взмахом ресниц, ни интонацией, ничем «каменная гостья» не выра­жала своих чувств. За двадцать лет проживания в одном доме с девушкой пожилой муж­чина, поведавший эту историю, ни разу не услышал от нее ни одного иного слова, не увидел ни одного лишнего движения. Девушка, проходящая по двору, соблюдала невероятно ог­ромную дистанцию между собой и всем остальным миром. Она где-то работала, довольно прилично одевалась, была всегда подчеркнуто аккуратна.