(В психическом статусе описываются признаки выраженного изменения личности по эпилептическому типу.)

Поставленные вопросы не всегда выслушивает, отвечает не по существу, фиксирован на сложившейся ситуации. Сведения о себе сообщает охотно, но крайне обстоятелен, вязок, ригиден, тугоподвижен, застревает на деталях, мелочах. Высказывания направле­ны на отрицания его вины, при этом стереотипно повторяет одни и те же фразы без

достаточного учета ситуации. Вместе с тем многие высказывания испытуемого неопре­деленны, своеобразны, непоследовательны, вычурны, склонен к символическому мышле­нию, бредовым интерпретациям окружающего. Стремится преподнести себя с лучшей стороны, подчеркивает разнообразный характер своих увлечений, при этом также про­является своеобразие мышления, его вычурность. Так, он сообщает о лечении повышенно­го внутричерепного давления путем погружения под воду, о его фантазировании под во­дой, о различных способах лечения болезней, заявляет врачу: «Мой мозг — экран, в нем мно­го произведено картин». Заявляет, что лечил психику жены, «занимался обороной». Жалоб на состояние своего здоровья не предъявляет, но указывает, что иногда мог уехать куда-то, блуждать по несколько дней, при этом, приходя в себя, не понимал, как сюда по­пал. Испытуемый отрицает, что убил жену и сына, настаивает на версии, что их убил отец жены, однако объяснить, почему отец мог это сделать, не может. Утверждает, что только отнес трупы к скважине и бросил их. В крайне «обнаженной» форме расска­зывает о своих «манипуляциях» с трупами, без всякой эмоциональной реакции, говорит о позе потерпевшей, в которой он ее будто бы застал по возвращении домой («ее ноги были разведены для оплодотворения»). Путано, противоречиво, нелепо, без учета объек­тивных данных объясняет непоследовательность своих показаний в ходе следствия, заяв­ляет, что ждал дома убийцу, ибо знает из книг, что убийца возвращается на место пре­ступления. Иногда заявляет, что плохо помнит обстоятельства случившегося, потому что «было плохо», «был в беспамятстве», однако наличие припадков в этот период отри­цает, стремится заверить врача, что излечился от припадков, без учета ситуации на­стаивает, чтобы в его истории болезни был отражен тот факт, что в детстве у него был испуг. Также противоречиво, подробно описывает свои действия при сбрасывании трупов в скважину, всякий раз поправляет врача, что он «не бросил трупы, а опустил». На вопрос о причине сбрасывания трупов в скважину сделал разные заявления: то говорил, что боялся их оставить дома, то утверждал, что «в тепле трупы быстро разложились», затем стал заявлять, что бросил их туда «из-за грехов Ирины», «она гулящая», а «ребе­нок тоже был грязным». Вместе с тем постоянно в устной и письменной форме с массой уменьшительных суффиксов, со слащавостью сообщает о любви к потерпевшим, пишет стихи примитивного, нелепого содержания на эту тему. Однажды спросил врача о том, может ли в одном человеке «совмещаться добро и зло», и, получив утвердительный от­вет, сказал: «значит это про Ирину». В отделении удерживался с трудом. Настроение было сниженным, держался обособленно, был хмур, задумчив, временами озлоблен. К пер­соналу был навязчив, требовал к себе повышенного внимания, часами стоял в однообразной позе у двери палаты или, стоя на постели, смотрел в окно, при этом на замечания не реа­гировал. Временами целыми днями лежал в постели, отказывался от еды или перебирал мелкие бумажки, вырезки из журналов и газет, придавая особое значение отдельным ли­ниям, усматривал в буквах «особый смысл». Навязчиво требовал фотографии своей семьи. При получении их своеобразно интерпретировал позы, выражение лица, пытался дока­зать по позе тестя его причастность к убийству дочери. Высказывал угрозы в адрес тес­тя. Интересовался ходом расследований, требовал ознакомления с их результатами, на­стаивал на сообщении ему его диагноза, со злобой заявлял, что не намерен терпеть, если ему «припишут болезнь», демонстрировал врачу вырезки из газет с критическими замет­ками в адрес врачей. С родными письменной связи не поддерживал. Должной озабоченно­сти сложившейся ситуацией, своим будущим не проявлял. Эпилептических припадков за время пребывания на экспертизе у него не наблюдалось. Мышление у испытуемого обстоя­тельное, ригидное, тугоподвижное, со склонностью к детализации наряду со своеобразием, вычурностью, нецеленаправленностью, склонностью к символике. Интеллект низкий. Эмо­ционально выхолощен, отмечается полярность эмоциональных проявлений, критическая оценка своего болезненного состояния и сложившейся ситуации. При экспериментально-пси­хологическом исследовании на фоне вязкости, обстоятельности суждений, трудностей переключения с субъективно значимых событий, некоторого снижения объема запомина­ния и нерезко выраженных колебаний продуктивности деятельности на первый план

выступают нарушения интеллекта, выражающиеся в измененности смысловой структу­ры речи, конкретности и искажении процесса обобщения с использованием конкретных форм обобщения — широких обобщений низкого качества и актуализацией латентных и несущественных свойств, использование вычурных вербальных формулировок, неадек­ватности и символичности ассоциативных связей, а также в искажении смысловой сто­роны суждений с нецеленаправленностью высказываний, соскальзываниями, своеобраз­ной субъективной логикой. Личность характеризуется наличием агрессивных реакций и конфликтных ситуаций, нетерпимостью, стойкими представлениями о враждебном и недоброжелательном окружении, ригидностью, склонностью к застреванию, отсутст­вием чувства вины. На основании изложенного комиссия пришла к заключению, что К. Ю. Е. страдает хроническим психическим заболеванием в форме эпилепсии с выражен­ными изменениями психики. Это подтверждалось данными анамнеза о начале заболевания в детском возрасте, характеризовавшегося разнообразными судорожными и бессудорож- ными припадками, последующими нарастающими личностными изменениями по эпилеп­тическому типу, слабоумием, что являлось причиной повторных госпитализаций в психи­атрические больницы, его инвалидизации. Приблизительно с 1979 г. частота судорожных припадков уменьшилась, имели место психические эквиваленты, явления амбулаторного автоматизма с нарушением сознания, на первый план выступали личностные психопато­подобные проявления, глубина и выраженность которых врачами расценивалась по-разно­му. Нарушение социальной адаптации также определялось личностными особенностями и болезненными нарушениями психики. Как видно из амбулаторной карты ПНД и мате­риалов уголовного дела, с начала 1987 г. психическое состояние испытуемого в условиях психотравмирующей ситуации (семейные и производственные конфликты) ухудшилось, участились припадки, усилились нарушения в эмоционально-волевой сфере. Поведение ис­пытуемого в период, относящийся к инкриминируемому ему правонарушению, во время следственных действий также определялось болезненным состоянием его психики. На­стоящее психиатрическое исследование наряду с характерными для эпилепсии нарушения­ми мышления в виде обстоятельности, ригидности, вязкости, тугоподвижности, склон­ности к детализации, эмоциональной сферы в виде полярности аффективных проявлений, аффективной вязкости, эгоцентризма, некоторой слащавости, угодливости выявляет и шизофреноподобные нарушения мышления в виде нецеленаправленности, неравномерно­сти, искажения процессов обобщения, своеобразия, вычурности, ассоциации, соскальзы­ваний, склонности к символике, а также специфические нарушения эмоциональной сферы (неадекватность, выхолощенность), нарушения критического осмысления своего болез­ненного состояния и сложившейся ситуации. Выраженность указанных психических на­рушений К. Ю.Е. столь значительна, что лишала его возможности отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими. Поэтому в отношении инкриминируемых деяний К. Ю.Е. следовало считать невменяемым. По своему психическому состоянию (выражен­ные нарушения мыслительной деятельности, эмоционально-волевой дефект, угрозы убий­ством при отсутствии критики) и с учетом характера совершенных им противоправных действий К. Ю.Е. представлял собой социальную опасность и нуждался в направлении на принудительное лечение в Республиканскую психиатрическую больницу со строгим наблюде­нием М3 РТ г. Казани, куда поступил 20.08.90г.

При поступлении и на протяжении длительного периода времени психическое состоя­ние больного было крайне неустойчивым, отмечались повышенная раздражительность, частые конфликты с окружающими. Временами становился замкнутым, угрюмым, злоб­ным, агрессивным. Заявлял, что в данной больнице есть определенные люди, отрицатель­ным образом заинтересованные в его судьбе, которые прячутся под видом больных. Критика к своему состоянию, правонарушению полностью отсутствовала, категоричес­ки отрицал содеянное. На фоне проведенного лечения аминазином, галоперидолом, фена- зепамом постепенно выровнилось настроение, стал более упорядоченным в поведении, включился в трудовые процессы; судорожных припадков за время нахождения в больнице

не отмечалось\ что позволило на ВК изменить К\ Ю.Е. форму принудительного лечения в психиатрической больнице со строгим наблюдением на принудительное лечение в психи­атрической больнице с общим наблюдением. 24.01.97г. поступил в РПБ М3 РТ, где первое время был спокоен, упорядочен, работал в JITM, но в дальнейшем стал конфликтным, грубо нарушал режим, требовал принести спиртные напитки. Согласно постановлению районного суда г. Казани от 13.05.97г., К. Ю.Е. изменена форма принудительного лече­ния в психиатрической больнице с обычным наблюдением на принудительное лечение в психиатрической больнице со строгим наблюдением. В Казанскую психиатрическую больницу специализированного типа с интенсивным наблюдением М3 РФ поступил 16.06.97г., где обнаруживал следующее:

Физическое состояние: хронический гастрит с нормальной секреторной функцией.

Нервная система: энцефалопатия сложного генеза с рассеянной микросимптоматикой.

Психическое состояние: при поступлении и первые 2,5г. нахождения в больнице психическое состояние было стабильным. Спокоен, фон настроения ровный, уживчив с окружающими, ак­тивная психотическая симптоматика не выявлялась, включился в трудовые процессы. В таком состоянии переводился в реабилитационное отделение, где продолжал участво­вать в трудовых процессах, посещал JITM. Без критики говорил о возврате в данную боль­ницу. В январе и апреле 2000г. отмечались кратковременные дисфории, был вспыльчив, легко раздражителен, конфликтен с окружающими, на фоне проводимого лечения аминазином 300 мг/сут в инъекциях в сочетании с хлораконом 0,75 г/сут, фенобарбиталом 0,3 г/сут быстро успокаивался. На протяжении длительного периода времени (около 8 мес.) пра­вильно ориентирован в месте, времени и собственной личности. Внимание привлекается и удерживается достаточно. Доступен контакту, речь замедленная по темпу, склонен к излишней детализации, застревает на мелочах. К возврату в данную больницу отно­сится без должной критики: «я постоянно работал, может, что сказал не так». Актив­ная психотическая симптоматика не выявляется. Мышление обстоятельное, вязкое, ту­гоподвижное. Интеллект снижен. Умственный кругозор ограничен. Суждения легковесные. Эгоцентричен. Эгоистичен. О содеянном рассказывает холодно, без сожаления: «да, у жены что-то с головой было плохо, не помню ничего». В отделении режим содержания не нарушал, настроение ровное, уживчив с окружающими, участвует в трудовых процессах. За все время нахождения в больнице судорожных припадков не наблюдалось, последний припа­док отмечен в 1985 г. Является инвалидом II группы по специальной психиатрической МСЭ бессрочно. Формула общественной опасности: ведущий синдром — дисфорический, тип те­чения заболевания — непрерывный. Механизм, характер и кратность совершавшихся ООД: данное правонарушение первое по счету, механизм — негативно-личностный. Личностные и ситуационные факторы, способствующие и препятствующие совершению ООД: употребле­ние алкогольных напитков будет способствовать ухудшению психического состояния и воз­никновению социальной опасности больного.

Лечение, проведенное и рекомендуемое: хлоракон, люминал, аминазин. Рекомендовано: психотерапия, психокоррекция, противосудорожная терапия отменена. Рекомендации со­циального плана по предотвращению СОД: постоянное наблюдение психиатром, проведение со­циальной реадаптации. На основании изложенного выше комиссия пришла к заключению, что К. Ю.Е. страдает хроническим психическим заболеванием в форме эпилепсии с выраженным изменением личности (F 07.82; G 40), проявляющимся в обстоятельности мышления, сниже­нии мнестических способностей, интеллекта и памяти, учитывая урежение дисфории, от­сутствие судорожных припадков и сумеречных расстройств сознания, а также агрессивных и аутоагрессивных тенденций, как спокойный психически больной, не представляющий особой социальной опасности, К. Ю.Е. в лечении в условиях психиатрической больницы специализиро­ванного типа с интенсивным наблюдением не нуждается.