Мы не можем не упомянуть в нашей краткой истории профессора А.У. Фрезе - первого директора Казанской окружной психиатрической больницы. Как указывает Т.И. Юдин [78], профессор Фрезе работал в Казани в то время, когда Казанское общество врачей впервые в России заговорило о санитарно-профилактической медицине. Под его руководством в Казани была открыта «Окружная психиатрическая лечебница во имя Божьей Матери всех скорбящих». Обсуждая планы строительства и открытия окружных психиатрических больниц, Фрезе учил, что «лечебная работа — основное в деятельности психиатрических учреждений; изоляция из общества опасных больных, содержание хроников — это функции важные, но второго плана». Он широко пропагандировал трудовые процессы как лечебное средство для душевнобольных. На первом съезде психиатров России С.С. Корсаков сообщал, что проф. Фрезе сделал первые опыты введения в России принципов «не стеснения». В его отчете за 10 лет деятельности Казанской окружной лечебницы упомянуто, что за эти годы было только 3 случая связывания больных по случайным причинам. В служебном кабинете автора имеются 2 истории болезни Казанской окружной лечебницы за 1882 г. В них поражает все. Мы привыкли оценивать психиатрию царской России по «Палате №6» А.П. Чехова с обязательной кислой капустой во флигеле, санитаром-держимордой и заброшенными больными. Из подлинника истории болезни № 168 больного Якова П. следует, что «его превосходительству, директору лечебницы, доктору Фрезе, разрешение на пребывание в лечебнице гражданина Якова П. давало Особое присутствие второго отделения Губернского правления. Оно же издавало постановление о признании данного гражданина «сумасшедшим». Предварительно директор больницы уведомлял губернатора г. Казани о прибытии Якова П. на лечение». Вот вторая история болезни, в которой полицмейстер обращается к директору лечебницы со словами: «Имею честь препроводить при сем к Вашему превосходительству на излечение душевнобольного, бывшего учителя Чисто- польского духовного училища Михаила Н....» Поражает опись личных вещей, с которыми больной поступал на лечение. Яков П. имел в больнице: два одеяла,
7 простыней, 11 наволочек, 10 рубах, 12 кальсон, 5 полотенец, 28 пар носков, пару халатов, 5 пар обуви, шапку меховую, щетку головную, фуражку (!). На фоне изобилия личных вещей пациента конца XIX в., высочайшей степени уважения общества, государственной власти, родственников к душевнобольным как же порой убого выглядят наши «казенные дома», наши формальные записи, наши дурные требования к перечню личных вещей больных, к больничному образу их жизни. А.У. Фрезе умер от злокачественной опухоли (саркома) в расцвете своих творческих сил. Недавно коллеги-психиатры установили на центральном входе в Казанскую республиканскую клиническую больницу памятную доску как дань глубокого уважения своему выдающемуся первому директору лечебницы.
Кроме А.У. Фрезе, одним из первых и самых выдающихся приверженцев системы «не стеснения» в России был Сергей Сергеевич Корсаков, который с 1881 г. начал работать в лечебнице супругов Беккер. Здесь ему удалось впервые полностью осуществить свои реформаторские идеи о «не стеснении» больных, здесь он был учителем, воспитавшим целую группу выдающихся психиатров, принадлежащих к школе, получившей название корсаковской. «Все до крайних мелочей было предусмотрено, чтобы внешне лечебное заведение походило на пансион, на санаторий. Не было на окнах решеток, цветы украшали комнаты, окраска стен, обои, ласкающие глаза, успокоительного цвета, а полы устланы мягкой тканью. Тишина улицы, сад, беседки, широкая терраса и балкон, увитые диким виноградом, дополняли обстановку». В конце XIX в. губернские земства начинают проводить реорганизацию психиатрической помощи. В провинциальных психиатрических учреждениях искореняются смирительные рубахи, в больницах организуются мастерские и работы больных на открытом воздухе, создается патронаж как в городе, так и в деревне. С 1887 г. С.С. Корсаков начал заведовать клиникой Московского университета.
Через поколения, через столетия люди приходят к одним и тем же способам сохранения и лечения больной души, ибо меняются десятилетия, появляются новые и новейшие лекарства, но неизменным остается боль этой души, неизменными остаются теплые руки и щедрые сердца настоящих целителей. Корсаков следил за тем, чтобы всевозможные желания больных исполнялись, если это не противоречило чисто врачебным показаниям. Ставя важным условием успешности лечения привязанность больных к учреждению и персоналу, Корсаков настаивал на необходимости для врачей входить в личную жизнь больных и быть для них не только врачами, но и друзьями. Сам он всегда был первым примером этому, не жалея времени, часто по вечерам и даже ночью появляясь у постели тех больных, которых могло успокоить или утешить его присутствие. Он сам вводил зонд, сам кормил из рук, сам катетеризировал, сам извлекал пальцами каловые массы из прямой кишки, если того требовала польза больного. Среди больных для него не существовало интересных и неинтересных: ко всем без различия относился с одинаковым вниманием и любовью. Забота о больных, о том, как бы сделать пребывание их в клинике приятным, побуждала Корсакова устраивать различного рода спектакли, музыкальные и увеселительные вечера, как самостоятельные, так и с привлечением профессиональных артистов. Обычно эти вечера приурочены были к каким-нибудь праздникам. В журнале «Русская жизнь» в 1893 г. некто Яд- ринцев писал: «2 января в Москве в клинике душевнобольных был танцевальный вечер. На этом вечере участвовало и до 20 выздоравливающих душевнобольных, кроме того, много гостей; в числе их были выдающиеся артисты и артистки Московского театрального мира... Вечер отличался простотою, живым весельем и семейным характером». Подобные вечера соединяли профессоров, врачей и бывших пациентов, а также лиц, близких к этому учреждению. В этой семье и обществе больные сознательно чувствовали свое прикосновение к остальному миру. Корсаков понимал, как никто больше, больную человеческую душу, он был так полон гуманного отношения к людям, что каждый человек, не желавший никому другому открывать своего «я», с охотой и готовностью открывал все ему, уверенный в том, что тот все поймет, поможет разобраться в самом себе, поддержит в горе, укажет путь к выходу.